До последней капли крови

— Неуместная ирония, — прошептал Тадеуш. Он прервал свое хождение и уселся на диване рядом с Павликом. — Мы здесь не резерв. Сегодня Сикорский представляет Польшу, но не только он будет определять ее будущее. Может, наше представление о Польше пока еще лишь фантазия, но завтра… И подумай. Там будет создана партия. Неужели ты считаешь, что все безоговорочно поддерживают политику Лондона? Не замечают ее непоследовательности, слабости, опасности? А поляки в Советском Союзе? Разве они верят только Сикорскому?

— Советские товарищи, — вмешалась вдруг Аня, — нам тоже не всегда верят. Сколько польских коммунистов… — И умолкла, заметив неодобрительный взгляд Зигмунта.

— Обиды, претензии… — Тадеуш повысил голос. — Ну и что, что многие страдали? Ну и что, что нам теперь тяжело, что мы страдаем, что ищем свое место? Надо смотреть в будущее. Бывают несправедливости, которые не заслонят…

— О каких несправедливостях ты говоришь? — язвительно перебил его Павлик.

— Ты не знаешь.

— Не знаю. А ты по-прежнему никому не доверяешь.

— Не бей по мне из тяжелой артиллерии. — Тадеуш снова повысил голос. — Я верю в будущее! Люди многое пережили; если мы об этом забудем, никто нам не поверит.

Будущее! Павлик перестал слушать. Хелена говорила о возможностях издания журнала, Янка рассказывала о Ванде [28], что она пишет сейчас повесть о борьбе на занятых врагом территориях, а он думал о своем батальоне, который где-то недалеко от Москвы… Кто из товарищей погиб? Жив ли еще Боря, который раньте продавал куклы на площади Маяковского в Москве и все время рассказывал о своей жене Соне и дочурке Вере, которые приходили перед закрытием магазина посмотреть, какие куклы — а они знали их всех — проданы… Или грузин Георгий, который никак не мог научиться говорить по-русски… Леня, самый старший из них, осужденный до войны на пять лет пребывания в лагерях, никогда не говорил за что… Павлик подумал, что в батальоне все было ясным и понятным и что теперь речь идет только о том, чтобы сражаться, а будущее… «Боже мой, можем ли мы что-то знать о будущем?»

— Трудно представить себе, каким будет послевоенный мир, — услышал он голос Тадеуша, — но можно по крайней мере предвидеть…

Заметки Тадеуша, сохраненные, помимо воли автора, его женой Евой