До поворота (Кровавый Крым)

Но Слава медлил. Диван на место можно и не ставить — авось, не заметит никто, всего-то на полметра сдвинули. А вот решетку надо за собой закрыть. Но как?

Взгляд Славы упал на тяжелый журнальный столик. Черная лаковая поверхность, в центре — чернильный прибор. Сухая чернильница-«непроливайка», стаканчик с карандашами и перьевыми ручками. Слава пошарил в стаканчике. Одна из ручек оказалась стальной — старая самоделка с какой-то выгравированной во всю длину дарственной надписью. Подойдет.

Снова взобравшись на спинку дивана, Слава ухватился за край лаза, подтянулся. Мила ему помогла. Лаз действительно оказался просторным, можно было легко развернуться. Слава вернул решетку в прежнее положение, пропихнул стальную ручку в узкое отверстие — ручка засела плотно. Когда Слава осторожно отпустил решетку, та не двинулась с места.

— Теперь поползли, — сказал Слава. Потом задумался: а куда ползти-то? Но Мила уже ползла. Собственно, выбирать было не из чего: ни одного ответвления так и не встретилось на этом темном пути, кроме прямых шахт, ведущих вверх, к свежему воздуху. Слава прикинул, можно ли выбраться наружу по какой-нибудь из этих шахт, упираясь в стенки руками и ногами. Нет, слишком высоко.

— Мил, а зачем мы вообще куда-то ползем?

Мила остановилась.

— Папка будет здесь, под землей. Не в том кабинете, а еще где-то. Вдруг да и выползем…

— Слушай! — Слава хлопнул себя по лбу, — ведь Цеппелин был один! Ну, с Беком. Там, в кабинете. Ты бы и вылезла из… Где ты пряталась?

— В диване.

— Вот вылезла бы из дивана, да и спросила бы его прямо! Почему…

— Потому что испугалась, вот почему!

— А следующий раз — не испугаешься?

— Не знаю. Увидим.

Мила снова поползла вперед. Слава не видел ее, только слышал ритмичное шарканье ладошек и коленок по камню. Как она не устанет? Сам он страшно устал и готов был заснуть прямо здесь, в недрах дворца, хоть и проснулся, вроде, совсем недавно.

Мила снова остановилась.

— Лаз кончился.

— Тупик?

— Нет. И решетки нет. Что-то другое. Посмотри.

Слава обошел Милу и пролез вперед. Лаз действительно кончился. Сверху был такой же каменный потолок, что и в кабинете. А вот снизу…

Слава пошарил рукой. Какая-то гибкая пластиковая поверхность, изрешеченная рядами мелких, миллиметра два диаметром, отверстий. Рука славы уперлась в металлическую арматуру. И он догадался, что это.

— Подвесной потолок! Итальянский.

— Современный?

— Ну да, как в офисах бывает.

— Значит, пришли. Давай ждать.

Ждать пришлось недолго. Внизу зажегся свет, отверстия в пластике засияли желтыми звездочками. Только настоящие звезды не расположены такими ровными рядами. Послышались неторопливые шаги — в комнату вошло сразу несколько человек. Слава с Милой замерли на краю вентиляционного лаза, укрытые ото всех дырявой пластиковой кожицей навесного потолка.

— Талгат, Ваня, стоите у дверей. Сергей с ребятами — за дверьми. Бек — при мне. Главное, с вьетнамцев глаз не спускать. В остальном — как обычно.

Распоряжения отдавал Цеппелин.

— Хозяин, а если стрелка в вентиляцию… — голос Бека.

— Нет, — твердо ответил Цеппелин, — я не собираюсь никому хамить. Я уже сказал им в прошлый раз, что жопой не буду толкаться. У меня ни к кому нет претензий. У них ко мне — были. Но теперь, когда Луис утонул…

— Утонул, хозяин.

— Я, честно говоря, не верю. Он уже как-то тонул — и что с того? Но наши друзья верят, что он утонул, и этого достаточно. Еще у них ко мне предъява в связи с Рыбаком, но эта предъява рассосется, когда я им сделаю свое предложение. Они мне будут руки целовать, пятки лизать, молиться будут на меня! Причем — добровольно. Единственное, следи за вьетнамцами.

— Вы окончательно решили, хозяин? — голос Бека зазвучал неуверенно.

— Да. Иначе я — враг народа. А с этими штучками я — друг, и даже более того. Я — чуть ли не бог. Вот она, власть, в химически-чистом виде!

Слава высунулся по пояс из укрытия и прильнул глазом к отверстию. Ему ужасно хотелось посмотреть, как выглядит «власть в химически-чистом виде».

Сквозь мелкое отверстие трудно было что-либо разглядеть, но Славе это удалось. Прямо под собой он увидал руку Цеппелина. А в руке была зажата баночка из-под ношпы. Та самая.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Бабушка Нгуэн спускалась по мрачной лестнице, стараясь не дотрагиваться до дубовых перил. И сам дворец, похожий на письменный стол в провинциальном полицейском управлении, и противоестественно роскошный лифт с золоченой кушеткой, обитой бархатом, Но Луис, к счастью, утонул, придавленный скалой. А Цеппелин перестал всем грозить своими компроматами. Наоборот, теперь он обещел всех порадовать. Что ж, пусть порадует. Если радость окажется недостаточной, у Бабушки Нгуэн есть для Цеппелина интересный сюрприз.