До рая подать рукой

Она заставила прикусить язык живущего в нем циника, и ему нравилась эта внутренняя тишина, которой он лишился много лет тому назад.

Подойдя к открытой двери президентского люкса, у которой стоял Ной, она протянула руку. Он бы поцеловал ее, будь помоложе и поглупее. Но они обменялись рукопожатием. Хватка у нее была крепкая.

В голосе не чувствовалось звона денег, презрения к правильной речи или очевидной нехватки образования, зато слышались спокойная уверенность в себе и далекая музыка.

– Как сегодня настроение, мистер Фаррел?

– Вот удивляюсь, что мне может нравиться в моей работе?

– Быть шпионом или частным детективом захватывающе и драматично. Мне всегда нравились романы Рекса Стаута.

– Неприятно, знаете ли, постоянно приносить плохие вести. – Он отступил в сторону, давая ей пройти.

Президентский люкс принадлежал миссис Шармер. Не потому, что она сняла его для своих нужд: ей принадлежал весь отель. Всеми своими деловыми предприятиями она руководила сама. Если бы конгрессмен организовал за ней слежку, ее появление в отеле ранним вечером не вызвало бы у него подозрений.

– Разве вы приносите только плохие вести? – спросила она, когда Ной закрыл за собой дверь и последовал за ней в гостиную.

– Так часто, что создается ощущение, будто всегда.

В гостиной легко разместилась бы семья в двенадцать человек из какой-нибудь страны «третьего мира», вместе с домашними животными.

– А почему бы вам не заняться чем-то еще? – полюбопытствовала она.

– В копы меня больше не возьмут, а в голове нет кнопки перенастройки. Если я не могу быть копом, значит, буду заниматься тем же, что и коп, пусть без бляхи, а если когда-нибудь не смогу делать и этого… ну, тогда…

Поскольку он замолчал, фразу закончила она:

– Тогда и хрен с ним.

Ной улыбнулся. Потому-то она ему нравилась. Класс и стиль, безо всякой претенциозности.

– Именно так.

Люкс отвечал самым изысканным вкусам. Медовые тона, удобная мебель, музыкальный центр с колонками черного дерева, встроенный в стенку домашний кинотеатр.

Вместо того чтобы устроиться в креслах, они предпочли просмотреть фильм на ногах.

Горела одна лампа. Тени, как присяжные, заполнили углы.

Кассету Ной вставил в видеомагнитофон заранее. Теперь нажал кнопку «PLAY» на пульте дистанционного управления.

На экране тихая улица Анахайма. Камера установлена намного выше уровня земли, нацелена на дом любовницы конгрессмена.

– Какой странный угол, – отметила миссис Шармер. – Где вы находились?

– Снимал не я. Мой помощник в окне чердака дома напротив. Владелец получил денежную компенсацию. Пункт семь в вашем счете.

Камера еще сильнее наклонилась вниз, захватив «Шевроле» Ноя, припаркованный у тротуара, не первой молодости, но полный сил, на момент съемки еще готовый рвануть с места, не превращенный в груду искореженного металла.

– Это мой автомобиль, – пояснил он. – Я – за рулем.

Камера приподнялась, повернулась направо: в ранних сумерках на улицу свернул серебристый «Ягуар». Остановился у дома любовницы, открылась дверца со стороны пассажирского сиденья, из кабины вышел высокий мужчина, «Ягуар» укатил.

Крупный план мужчины, доставленного «Ягуаром»: конгрессмен Джонатан Шармер. Профиль – идеал для каменных памятников героического периода истории страны, хотя своими действиями он доказал, что ни душа, ни сердце ни в малейшей степени не соответствуют его лицу.

Он лучился самодовольством, словно праведник – святостью, стоял, гордо вскинув голову, казалось, восхищался красотой закатного неба.

– Поскольку он установил за вами слежку, ему с самого начала стало известно, что вы наняли меня. Да только он не знает, что я в курсе. Он уверен, что я не смогу уехать с фотокамерой и пленкой. Вот он и играет со мной, как кошка с мышкой. О моем помощнике на чердаке он не подозревает.

Наконец конгрессмен подошел к двери двухэтажного дома и нажал на кнопку звонка.

Максимально крупный план выхватил молодую брюнетку, которая открыла дверь. В обтягивающих шортах и топике, едва не лопающемся на груди. Если бы в таком виде ее увидел случайный прохожий, у него точно глаза полезли бы на лоб.

– Ее зовут Карла Раймс, – доложил Ной. – Сценический псевдоним, когда она танцевала, Тиффани Таш.

– Полагаю, не в балете.

– В ночном клубе «Планета Киска».

На пороге Карла и политик обнялись. Даже в надвигающихся сумерках, даже под тенью козырька над дверью их долгий поцелуй не подпадал под категорию платонических.

– Она состоит в штате сотрудников благотворительного фонда вашего мужа.

– «Круга друзей».

Парочка на экране больше напоминала не друзей, а сиамских близнецов, сросшихся языками.

– Получает тридцать шесть тысяч в год.

Картинка не сопровождалась звуком. Он появился лишь после завершения поцелуя. Джонатан Шармер и сотрудница его благотворительного фонда, а по совместительству и любовница, завели отнюдь не романтический разговор.

«Этот говнюк Фаррел действительно объявился, Джонни?»

«Прямо не смотри. Старый «шеви» на другой стороне улицы».