До-ре-ми-фа-соль-ля-си-Ты-свободы-попроси

Александр. Кагэбэшники выломали дверь, ворвались ко мне в дом. Они напугали моего сына и тешу. Мое сумасшествие заключалось в том, что я писал письма в защиту друга, которого посадили в тюрьму. До этого моего друга дважды отправляли в сумасшедший дом за политические взгляды, а потом его арестовали, когда он рассказал, что психически здоровых людей сажают в психушки. На этот раз его посадили в тюрьму, поскольку он не был сумасшедшим. Я стал об этом писать — и меня самого отправили в психушку. Кстати, насчет Арсенальной вы правы, у них там не палаты, а камеры. Окна зарешечены, в дверях — глазки, свет горит и днем и ночью. Короче, все как в тюрьме, с надзирателями, блатными, шестерками, только режим строже. Медбратьями там работают зэки, осужденные за кражу и тяжкие уголовные преступления, они бьют и унижают пациентов, забирают у них еду, а врачи их покрывают. Почти у всех врачей под халатами форма офицеров КГБ. Для политзаключенных лечение и наказание связаны напрямую. Мне кололи аминазин, сульфазин, трифтазин, галоперидол и инсулин. Результат: отеки, судороги, головные боли, ознобы, жар, утрата многих функций, в том числе способности читать, спать, сидеть, стоять и застегивать штаны. Все эти меры не подействовали, и тогда меня, голого, стали привязывать к кровати кусками мокрой ткани. Ткань высыхала, стягивала тело все плотнее, и в конце концов я терял сознание. Это продолжалось десять дней подряд. Но я не выказал никаких признаков раскаяния.

После этого я объявил голодовку. Когда стало понятно, что я готов умереть, у них сдали нервы. И теперь вы полагаете, что я выползу отсюда на коленях, смиренно благодаря их за успешное излечение от моих маниакальных заблуждений? Ну уж нет. Они проиграли. И им придется с этим смириться. Они, похоже, забыли, что тоже смертны. Возможно, проигрыш — их первая встреча с тем судом.

Врач (взяв в руки скрипку). А за сына вы не боитесь? Он того и гляди превратится в малолетнего преступника. (Перебирает струны.) Он хороший мальчик. Он заслужил иметь отца. (Снова перебирает струны.)

Класс

Учительница. Теперь совсем другие времена, не то, что в тридцатые или в конце сороковых. Когда я училась в школе, были ужасные перегибы. Обвинения, которые сейчас выдвинуты против твоего отца, часто предъявлялись ни в чем неповинным людям. Теперь все иначе. Конституция гарантирует гражданам свободу совести, свободу печати, свободу слова, собраний, вероисповедания и много других свобод. Советская конституция всегда была самой либеральной в мире — начиная с самой первой, которую написали сразу после революции.

Саша. Кто написал?

Учительница. Автор первой конституции — Николай Бухарин.

Саша. Мы можем спросить Николая Бухарина про папу? Про его свободу?

Учительница. К сожалению, Бухарина расстреляли вскоре после принятия конституции. В те времена все обстояло иначе. Ужасные были времена.

Камера

Александр только что начал читать «Войну и мир», Иванов заглядывает ему через плечо.

Иванов. «Ну, князь, Генуя и Лукка — поместья фамилии Бонапарте».

Александр нервничает, Иванов истерически хохочет, но продолжает читать.

«Если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости…»

Александр подскакивает и захлопывает книгу. Оркестр играет несколько тактов из торжественной увертюры Чайковского «1812 год». Иванов хватает Александра за плечо. Тревожный момент, может последовать удар, драка. Затем Иванов целует Александра в обе щеки.

Смелей, дружище. У каждого из моих оркестрантов есть дирижерская палочка. Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Придет и твой черед.

Кабинет

Врач. Войдите.

В кабинет входит Александр.