До скончания века

– Он встал возле камина и сказал: «Ну что же, теперь, когда я вас поймал, вы можете передать этой заносчивой свинье, что я намерен обратиться в Парламент!»

И несколько несвязно, она добавила:

– Мне кажется, я вскрикнула. Я помню только, что попросила объяснить, что он имеет в виду. «Уж вам-то прекрасно известно, о чем я говорю, – сказал Джордж: И, если вы полагаете, что я позволю ненавистному мне человеку наставлять себе рога, то жестоко ошибаетесь! Я развожусь с вами, Леони, а его привлеку к судебной ответственности».

Маркиз молчал. Он сидел неподвижно, как каменное изваяние. Только тогда, когда леди Вернем уже нечего было добавить, и она разрыдалась, зажимая платочком рот, маркиз спросил:

– Я надеюсь, вы отвергли подобные обвинения?

– Конечно же, – ответила она – Я сказала Джордж, что он сошел с ума, если верит в подобные россказни обо мне, но он, похоже, не слушал. «Я располагаю неопровержимыми уликами, – сказал он – И вы со Стоу не сможете их отрицать».

Повисло тягостное молчание. Затем она заговорила вновь:

– Мне очень жаль Квинтус, очень, очень жаль!

Маркизу тоже было жаль: ему было жаль и себя, и Леони Вернем. Он прекрасно понимал, что если развод состоится, то свет отвернется от нее. Ему придется жениться на ней, а он, несомненно, обязан будет поступить именно так, как джентльмен. Но он будет принят и в спортивных, и в некоторых светских кругах, для нее же двери решительно и бесповоротно закроются.

Разумеется, это несправедливо, но неписанные законы света жестоки по отношению к женщине. К мужчине же они снисходительны: ему простительна неразборчивость в любовных делах.

– Какими уликами располагает ваш муж? – спросил он после продолжительной паузы. Тишину часовни нарушали только приглушенные рыдания Леони.

– Единственное, что он может знать – время наших встреч и места, где мы виделись, – ответила леди Вернем срывающимся голосом. – Любовных писем вы мне никогда не писали, а ваши записки, в которых не упоминалось никаких имен я, едва прочитав, сжигала.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверена!

Маркиз про себя отметил, что не был настолько глуп, чтобы доверить собственные чувства бумаге, и это оказалось в его пользу. В то же время он вспомнил, что когда лорда не было в городе, он несколько раз приводил Леони в Стоу-Хаус через черный ход со стороны сада. Происходило это, правда, поздними вечерами. В тот момент он был полностью убежден, что никто их не видел, но, очевидно, ошибался.

Так как не в его принципах было заниматься любовью в постели другого мужчины, он никогда не позволял себе посещать с этой целью Вернем-Хаус. Однако они не раз бывали зваными гостями на различных праздниках. При этом их спальни оказывались неподалеку друг от друга. Несколько раз они обедали в отдельных кабинетах тех заведений, что давали приют желавшим остаться неузнанными. Лицо Леони всегда было закрыто вуалью. Входили они через потайные двери. В этих ресторанах придерживались неписанного правила: именами клиентов не интересоваться.

Но, с другой стороны, кто мог поручиться за то, что официанту не заплатили золотыми гинеями за описание примет леди и джентльмена, которых он обслуживал? Или за то, что швейцар не разоткровенничался с располагающим к себе незнакомцем, который его как-то угостил вином?

Все выглядит безупречным, когда смотришь на себя собственными глазами, а не глазами неумолимого преследователя. И маркиз проклинал себя за то, что не был достаточно осторожен, имея дело с заклятым врагом.

– Что нам делать? – спросила леди Бернем. – И можем ли мы что-нибудь?

– Пытаюсь придумать, – ответил маркиз.

– Спасите меня, пожалуйста, спасите меня, Квинтус! – умоляюще произнесла она: – Вы же знаете, как я люблю вас, вы самый притягательный мужчина из всех, что мне доводилось видеть за всю жизнь. Что же со мной будет, когда все они станут называть меня потаскухой?

Слова застревали у нее в горле, голос еще больше задрожал:

– И никогда, никогда меня не пригласят ни на бал, ни на прием, ни ко двору, не включат в королевскую свиту во время присутствия Их Величеств на скачках в Эскоте.

Голос леди Вернем перешел в шепот:

– И вам я скоро надоем, как все мои предшественницы. А тогда останется только одно – умереть! Жизнь потеряет всякий смысл.

Леони была просто убита горем, маркиз почувствовал ее состояние и впервые с начала разговора взглянул ей в глаза. Несмотря на заплаканное лицо, она все же была прелестна. На мгновение он представил себя на ее месте.

– Не плачьте, Леони, – сказал он мягко. – Давайте лучше вместе подумаем, как нам быть.

– Вы полагаете, что удастся выйти из положения?

– Мне кажется, я смогу найти путь спасения из той трясины, в которую мы столь неосмотрительно угодили.

– Ах, Квинтус, если бы вы только могли! Я была бы вам признательна.

– И все-таки, что вы ответили мужу после того, как он заявил, что намерен развестись?

– Я продолжала настаивать на том, что ни в чем не виновна, сказала, что вы были только другом, и что мы с вами ничего худого не совершили.

– А он вам, конечно, не поверил.