– Нет. Надо рассказать. Чтоб ты уж все знала. Это надо знать, мам. В общем, доверию нашему друг с другой не было границ. А я даже не знала, как его зовут по-настоящему. Он был просто Грей. И все. А зачем мне было знать, сама посуди? Это же все была как бы не настоящая жизнь. Вроде серьезная тяга, но все при этом не взаправду. Ну, как плачешь же в театре почему-то. Хотя знаешь, что это театр, что актеры просто деньги зарабатывают. И после спектакля смоют грим и пойдут по домам. И зрители пойдут по домам. И вскоре все даже почти забудут. Но в этот момент – плачешь самыми настоящими слезами. Вот так примерно и было между нами. В конце концов дооткровенничались до того, что он мне прислал свою фотку без ничего. Голый на фотке совсем. И объяснил, что это его символ полного доверия ко мне. Это не эротика, не похоть никакая, а просто – вот, я тебе доверяю. И действительно – никаких эротических чувств на фотке. Голый беззащитный парень. Человек, которого одной пулей жизни можно лишить. Одним ударом. Был и нет. Мы об этом тоже много рассуждали. Ну, я и оценила. И в ответ тоже послала ему свою голую фотку. Без всяких поз, просто – стоит существо женского пола, доверяющее другому человеку то, что никому другому не доверит. Точка. И мы еще дальше переписывались. Все откровеннее и откровеннее.
Вчера получаю от него письмо. Глазам не поверила, читала несколько раз. Суть в том, что вся эта моя сокровенная переписка велась не с Греем, а со специальным агентством, которому особо продвинутые люди заказывают проверку своих жен, мужей, невест. Плати – и раскрутят тебе любого партнера на откровенность. А дальше тебе решать, будешь ты продолжать отношения или пошлешь на три буквы. Я сначала даже в толк не взяла, кто же это меня проверял. Да и не поверила, что это правда. Я подумала, может эта его бывшая в его переписку залезла и гадит.
Луша часто задышала и расплакалась.
– Плачь, плачь, это хорошо, – повторяла, как заведенная, Тина.
То, что рассказывала сейчас дочь, просто не помещалось у нее в голове.
– Мам, они мне написали, что проверку заказал Борис. И дальше шло предложение: или я заплачу за неразглашение определенную сумму, или они все ему передадут, включая мою обнаженку, и плюс – выложат в открытом доступе. Везде, где только можно. С указанием всех моих координат, имени, фамилии и всего прочего.
– Сколько же они хотели? – спросила Тина.
– Это абсолютно не важно, – твердо ответила Луша, – Много они хотели, мам. Но даже если бы мало, ни копейки нельзя давать шантажистам. Это классический шантаж. И, конечно, они сделают, то что обещали. Это психология шантажиста, я этим много как раз интересовалась, когда училась. Писала реферат на эту тему. Как чувствовала. Шантажисту нельзя – а: ничего давать, б: верить. И надеяться, что он отстанет, тоже нельзя. Его надо выявлять и привлекать к ответу. Но я этого не смогу сделать. Я убита. Наповал.
Луша опять бессильно заплакала.
– Ты им отказала?
– Да. Я им категорически отказала. Сказала, что мне абсолютно все равно, что они сделают со всеми полученными сведениями и что будет с моей жизнью в целом. Они пообещали, что с моей жизнью будет – хуже некуда. Наверняка уже выложили везде, где только можно. Теперь меня никакой работодатель не возьмет на мало-мальски приличную работу. Голая фотка и откровенности – это, конечно, не предел мечтаний для юриста в солидной организации.
– А Боря? Это не клевета? Это действительно он все заказал?
– Да, мам. Сегодня утром я все окончательно и выяснила. Он ничего не скрывал, сказал, что должен был подстраховаться, так как современный мир полон жестких подстав. И поэтому надо хотя бы в семье полностью доверять друг другу. В общем, я не прошла краш-тест, мам.
– Это он не прошел, – горячо отозвалась Тина, – Жених твой. И это к лучшему, сама ведь понимаешь. Хотя от этого тебе сейчас не легче. Но ведь счастье, что все на ранней стадии выявилось.
– Если бы мы просто расстались, я бы как-то лучше это все пережила. НО вот так – это садизм какой-то. И к тому же у меня всегда фоном всех личных дел шла мысль о работе, о том, что буду профессионалом, буду делать свою карьеру, добиваться всего по максимуму. И Боря это знал, кстати. Может, и ревновал. Даже точно. Когда узнал, где буду работать, а перед тем – стажироваться, он аж в лице изменился. Я тогда это заметила, но подумала, что мне это показалось. Но – нет, не показалось. И самое страшное для меня то, что у меня теперь перекрыты пути в профессию. Полный крах! Понимаешь? Полный!
– Нет. Подожди. Это мы сейчас еще обдумаем. Но сначала послушай: ты молодец! Я тебя всегда уважала, а сейчас еще больше. Ты не испугалась и плюнула на шантажиста. Достойно себя повела. Ты – человек, Луш! Прошла ты свой краш-тест, еще как прошла. А в остальном – кто не падает, тот не поднимается. И за одного битого двух небитых дают.
Тина воодушевилась, произнося это. Она почувствовала, что все они одолеют. Как, она пока не знала, но одолеют.
Луша больше не плакала, смотрела на мать безучастно.