До свадьбы заживёт

Они вошли в приемный холл, где под окном на стульях играли с котятами Нефедов с Оксаной. Антон, увидев их, встал и напряженно уставился на Диму, тот остановился посреди комнаты и спокойно посмотрел на него в ответ. Игорь, заметив эти переглядки, хмыкнул и пошел к девушке, а Нефедов медленно направился к Диме и, проходя мимо Березовского, даже не взглянул на него. Сначала Дима думал выйти в другое помещение или на улицу, но потом решил, что Антону с ним наедине будет неуютно, а если остаться здесь и говорить негромко, то никто и не услышит.

Антон остановился напротив Арсенина, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом синих глаз. Дима молчал, и Нефедов, глядя себе под ноги, что-то пробубнил невнятное. Арсенин не стал переспрашивать, хотя не разобрал ни слова, только брови поднял, снисходительно глядя на визави.

Антон продолжал молчать, переминаясь с ноги на ногу, и Дима, вздохнув, посмотрел в сторону Гора, и тут же вся небрежная незаинтересованность слетела с него, как шелуха, лицо застыло, глаза заледенели. Нефедов, поднявший на него глаза, с испугом отшатнулся на пару шагов и забормотал:

- Ты чего?.. Я это… Я что хотел сказать… Короче, я хотел извиниться и поблагодарить тебя.

Дима, сжавший кулаки так, что побелели костяшки, перевел на него взгляд и хотел уже рявкнуть: «Ну так извиняйся и благодари», но увидев его страх, промолчал. Тот помялся еще несколько секунд, но все-таки сказал:

- Я прошу прощения за всё, и спасибо тебе за то, что не держал зла и спас меня тогда.

Дима кивнул, сказал отрывисто:

- Забыли, - и решительным шагом пошел к Игорю, который весело смеялся с девчонкой, не сводящей с него очарованных глаз.

Гор посмотрел на подошедшего Диму, и улыбка тут же сползла с его лица. Он вскочил, сунул котенка Оксане и, бросив испепеляющий взгляд на Нефедова, схватил Диму за руку и потащил из холла. В коридоре Димка толкнул Игоря к стенке, прижал собой и с агрессией в голосе спросил:

- Что это было, а?

- Что тебе наговорил Нефедов? – одновременно с ним напряженно спросил Гор.

Дима моргнул и, глядя в обеспокоенное лицо Игоря, заставил себя расслабиться:

- Прости, я… я разозлился.

- Я не сомневался, что так будет! Хрена ли тебе с ним пообщаться захотелось?

- Нет, - Арсенин слегка разжал свои железные объятья и, уткнувшись в шею Игоря, сказал, - я разозлился на ту девку. Она так смотрела на тебя, прям влюбленно, и ты так и сиял ей в ответ, - добавил он тише, - прости.

Гор слегка толкнул его, но из рук не выпустил:

- Ты чокнулся, что ли, или не доверяешь мне? О чем ты вообще говоришь? Какая девка? Ты Оксану имеешь в виду? Так я с ней про котят разговаривал. Представляешь, она выбрала моего, а Нефедов – твоего. И с чего ей на меня вдруг влюбленно смотреть? Я так понял, у них с Нефедовым шуры-муры.

- Прости. Ты такой красивый, весь светишься. Я доверяю тебе. Конечно, доверяю, я и сам не думал, что такой ревнивый. У меня прям кровь закипела и чуть пар из ушей не пошел, - он потерся носом о нежную, такую белую кожу на шее Гора, легонько коснулся ее губами, - хотелось пойти и свернуть ей шею, еле сдержался.

Игорь хохотнул:

- Глупый Отелло. Думаешь, я могу смотреть на кого-то, кроме тебя? Нет, смотреть могу, но не вижу. Красивый… скажешь тоже. Это ты красивый, но я стараюсь контролировать себя и не накручивать, видя, как на тебя все смотрят. Любить тебя, Димка, как дышать - так же естественно. Я не могу не дышать, я не могу не любить тебя. Я не смог бы разлюбить тебя даже под страхом смерти! Ты - воздух, которым я дышу.

- Прости, - снова прошептал Дима, - я люблю тебя каждой клеточкой своего тела, каждой жилкой, сердцем, печенью, каждым волоском…

- Пошли домой, мой хороший, пока нас здесь никто не застукал.

***

Варфоломей сидел в засаде уже полтора часа.

Ну это только говорится так «сидел». На самом деле он, распластавшись, лежал. Под кухонным уголком. Под который, между прочим, втиснуться стоило немалых усилий!

Вес Варфоломея составлял без малого десять килограммов, и это «малое» несчастный, третируемый Варфоломей потерял из-за гнусной подлости людей, почему-то осмеливающихся именовать себя его хозяевами.

Хозяева! Еще чего! Тираны. Сатрапы. Палачи!

Именно так!

Заставить его – благородную помесь сибиряка и экзота ГОЛОДАТЬ!

Вот уже два часа как его не кормили!

Где каша на молоке? С какого перепугу ему варят овсянку на бульоне и подают такие микроскопические порции? Почему ему подсовывают такие крошечные кусочки какой-то пресной разваренной рыбы – где креветки?!

Что это за непристойно мелкие куски куриной грудки без соли?

Творог?! Вы оборзели?

Хвост дернулся еще раз.

Диета, как же!

Сами-то такие рыбные котлеты жрут в майонезе и тефтели со специями, и обожаемую им до дрожи в хвосте сгущенку!

Держат бедного шестилетнего котенка в черном теле. Третируют!

Смерти его хотят.

Не выйдет!

Вот и втерся Варфоломей, а для неотесанных грубиянов Варфа, в малюсенькое двадцатисантиметровое пространство – непонятно, как вошел только – и затих там, справедливо полагая, что на кухне начнут-таки готовить, а в процессе готовки таки выйдут.