Немного позже, чисто вымытые, лежали, обнявшись в постели, и Дима, уткнувшись губами в шею Игоря, спросил:
- Ну как?
Гор повернул голову и шепнул:
- Охуенно! Только слишком сильно…
- Хорошо, в следующий раз буду сосать нежнее, - улыбнулся Дима.
Следующий раз… У Гора сладко, предвкушающе потянуло внизу живота.
Глава 20
Ох уж эта Николаева… Березовский потер ухо, прямо в которое из динамика бил задорный Леськин голос.
Страстно желая похудеть, Леся кидалась из крайности в крайность: то сидела на немыслимых диетах, то занималась плаванием, то изучала йогу… теперь вот танцы. И не какие-нибудь там бальные, - мы ж не идем проторенными путями! - а самые что ни на есть ирландские.
Со сцены слышался перестук жестких туфель с набойками – эту обувь Николаева выписала прямо из Ирландии, а получив, стучала ногами до самозабвения.
Славка Тихомиров, который ходил за Леськой хвостом ещё с её триумфа в роли Джульетты, только вздыхал. Диеты не помогали; бассейном она добилась только того, что стала лучшей пловчихой в школе, срывая медали и аплодисменты на соревнованиях; настольный теннис привел к крепости мускулов, но вес не падал, хоть тресни. Славку Леськины килограммы вполне устраивали: ему нравился каждый грамм, но та не унималась.
Бельтане, ирландский праздник, Николаева организовала так шустро, словно и не шарахалась раньше от сцены. Березовскому, честно говоря, от ирландского степа было ни холодно, ни жарко, но Леся воззвала к его совести, намекая, что она у Гора чистая, потому что он ей не пользуется, даже пустила неискреннюю, но убедительную слезу и таки добилась. Гор обреченно принес набор для росписи по телу и сидел сейчас, как дурак, раскрашивая лица девчонок клевером, а руки парней – кельтскими узлами.
Игорь опять потер ухо: неугомонная Николаева объявляла следующий номер.
Никто понятия не имел, как надо правильно отмечать начало лета по кельтскому календарю, но народ отрывался вовсю и скакал под ирландские ритмы, кто во что горазд.
Девчонки в зеленых коротких юбках выстроились в очередь к Игорю, подставляя щеки под кисточки, а Маринка Шестакова даже спустила пониже платье на груди, чтобы Гор нарисовал трикветр - красивый и сложнозапутанный.
Димка сидел рядом, опустив голову, и в веселье не участвовал.
Несмотря на всё его доверие Гору и обещание сдерживаться, ревность бурлила в крови и требовала выхода.
Маринка кокетливо повизгивала от щекотки и счастья – мокрый твердый маркер для рисования по телу оставлял четкий след, а увеличенное декольте было подсунуто прямо под нос не замечающего явной провокации художника.
Не то чтобы Шестакова пыталась соблазнить или, там, произвести серьезное впечатление на Гора, но врожденное женское «покорю любого» из нее перло фонтаном.
Дима молча рассматривал линолеум с геометрическим рисунком.
Какого, в самом деле, он так реагирует? Гор и не смотрит в этот вырез.
Но иррациональное, не дающее покоя ощущение, что сейчас у него отбирают самое дорогое, что кто-то, пользуясь нехитрыми приемами соблазнения, может вызвать недвусмысленный интерес у его любимого… Димка сжал зубы и прикрыл глаза ладонью. Вот вырвется сейчас злое, несправедливое, нельзя этого допустить!
И Дима, резко встав, направился вон из актового зала.
Гор мгновенно закончил узор. Ему ли не знать, когда с Димой что-то неладное!
- И нам!
- И мне!
Тут же защебетали девчонки.
- Всё, не могу больше, - отбоярился Игорь, - рука дрожит, устал.
Разочарованные старшеклассницы аргумент признали убедительным, попеняли наглой Шестаковой, занявшей столько времени у художника, предложили массаж ладони и, получив отказ и заверения, что просто нужен покой, разбежались танцевать.
Димка нашелся всё в том же туалете, в котором когда-то Игорь рисовал анимешных героев.
Он стоял, вцепившись в батарею, а голова была мокрой.
- Под краном остужался? – понимающе вздохнул Гор. – Горе ты мое, счастье ты мое… Ну что опять, родной?
Игорь обвил руками напряженное тело и прижал к себе.
- На Маринку такая реакция?
Пойманный на недостойной ревности, Димон только прерывисто вздохнул. Помолчал и, стыдясь, пробурчал:
- А чего она? К тебе. Только что не до трусов разделась.
- Да не интересны мне ее трусы, - неслышно смеясь, сказал Гор, - я твоими больше интересуюсь… потрогай. Совсем не заинтересован.
Димка вскинул глаза на розовые губы напротив и действительно положил руку на Игореву ширинку. Не для того, чтобы проверить, он и сам понимал, что глупости вся эта ревность к шестаковым, просто очень хотелось касаться Горушки и целоваться хотелось неимоверно, и в конце концов он осуществил свое желание.
Они стояли, слившись в сладостном поцелуе, даже не подозревая, что точнейшим образом повторяют давно стертый рисунок на стене.
- Дима, - сказал Игорь, когда наконец они разорвали контакт губ, - я люблю тебя…
В зал возвращаться не стали. Принадлежности для рисования по телу Гор распихал по карманам, а больше с собой ничего и не было.
- Я сколько терпел-терпел, - почти успокоившись, говорил Дима, - а они все к тебе прутся, и ты тут кисточкой по телам водишь.