До свадьбы заживет

– Короче, я с ним ушла, а Ашот обиделся. Пришлось мне место новое искать. Хорошо, устроилась в Союз художников. Люди вежливые, обходительные, меня ценили, я ведь правда у Ашота очень хорошо кофе варить научилась. Да и порядок у меня был, цветочки всегда… Ну, с Антоном, конечно, жизнь нервная, бабы на него так и виснут, что ни день – то новая…

Лола печально кивнула, и Лариса, минутку помолчав, продолжила:

– А тут он по работе своей в Германию укатил, сперва и меня обещал взять, да обманул, конечно. И привез он оттуда стерву эту немецкую, Монику… Ну, это, я тебе скажу, фашистка, другого слова не подберешь! Чуть что – в морду! Ну, я понимаю там, в волосы вцепиться, ногти в ход пустить – бывает, я и сама могу, но эта сволочь всякие, блин, единоборства знала, меня пару раз так отметелила – пришлось дома отлеживаться, встать не могла… И главное, поженились они с этой гестаповкой! Он-то, Антон, все твердил: такие, говорит, как я, не женятся! А как подцепил богатую, сразу женился… у нее папаша какой-то там миллионер настоящий… да ты же это лучше меня знаешь!

Лола кивнула, и Лариса продолжила свой рассказ:

– Я, конечно, держусь в сторонке, а только мне худо, как будто на игле сидела и дозы не достать. Маюсь, маюсь, и вдруг Антон сам звонит – так и так, разбилась моя Моника вдребезги, приезжай меня пожалеть… Ну не козел ли? Какая бы она ни была, но все-таки жена, и померла только что, да еще как страшно, а он тут же другой бабе звонит, чтобы приехала и пожалела… Пожалела! Сама понимаешь, у него на все про все одна жалость – в койку! А я-то, дура, и рада – соскучилась… И снова все пошло по заведенному порядку. Расследование смерти этой Моники, конечно, было, да только все чисто оказалось – действительно, ехала одна, поддатая сильно была, вот и врезалась в дерево! Небось привыкла там у себя в Германии по хорошим дорогам ездить, сука!

Лариса перевела дух, выпила еще и продолжила:

– Кремировали ее, и тут вдруг приезжают из Германии папашины представители. Антон перепугался, потому что в нашей милиции не то чтобы прямо говорили, что это он к смерти богатой жены ручку приложил, но косо посматривали. И тут вдруг немцы приперлись, как оказалось – денежные вопросы решать. Папаша-то Моникин не промах оказался, и, когда дочка в Россию лыжи навострила, он ее жизнь на всякий пожарный случай застраховал. На два миллиона!

– Ни фига себе! – без удивления констатировала Лола, она и так это знала.

– Вот именно. И, естественно, папочка от большого горя захотел эти денежки получить. Значит, приезжают двое хмырей немецких, трясут перед Антошей бумагами и рассказывают о страховке. Этот дурень не знает что делать – радоваться или от страха дрожать, потому как на него теперь точно убийство повесят, если докажут, конечно. И тут немцы ему вежливо сообщают, что он может отдохнуть от мысли о деньгах, потому что ничего ему с той страховки не причитается. Бумагами трясут, контракты какие-то подсовывают. Антон, знаешь, хоть и полный дурак, но по-немецки понимает, от Моники своей научился. Просмотрел он бумаги и послал этих немцев подальше. Знать, говорит, вас всех не желаю, и передайте тестю моему бывшему, что жизнь с его дочерью я вспоминаю как страшный сон. А мне еще похлеще сказал: все, говорит, вы стервы, и больше никогда в жизни не женюсь, лучше удавлюсь!

– Интересно, а ты-то при чем! – возмутилась Лола.

– Я ему тоже так сказала и еще много всего, в общем, поругались мы, и я решила характер выдержать, тем более что у него на работе одна такая… стала на Антошу вешаться.

– Брюнетка, Викой звать? – небрежно спросила Лола.

– Точно. – Лариса не удивилась Лолиной осведомленности, просто кивнула, потом снова заговорила: – Только немножко времени прошло, недели три, может, месяц, и я на работе у себя, в Союзе этом, зашла наверх, на выставку, – там девица одна мне свитер хороший обещала, ну и вдруг смотрю – фотография висит, а на ней немка эта, Моника… хоть лица не видно, но я ее сразу узнала – и фигура, и космы ее рыжие, и главное – у нее родимое пятно такое, вот тут, – Лариса ткнула пальцем Лоле в плечо, – вроде как звездочка четырехконечная…

– Ты-то откуда про это пятно знала?