До света (сборник)

Ответа он, впрочем, не ожидал и, поглядывая то на хижины, которых, видимо, опасался, то на зыблющийся клубами дыма маревый горизонт, сообщил мне, что это и в самом деле была гуманитарная помощь – третий за последние две недели конвой ООН, они выехали по расписанию вчера из Кинталы и должны были доставить груз в Юго-Западные провинции. Порошковое молоко, сухофрукты, мясные консервы. Первые два конвоя достигли цели благополучно, а вот этот, с которым Эрик Густафссон отправился как шофер, наскочил на засаду и был сожжен неизвестными боевиками. Вероятно, из Фронта национального возрождения. Эф-Эн-Вэ, наверное, слышали, мистер? Впрочем, он не уверен, все произошло буквально в один момент. Трейлер, ехавший впереди, загорелся, поднялись, как будто из-под земли, какие-то люди, жахнула базука по джипу сопровождения – тогда Эрик Густафссон в панике вывернул руль и погнал по саванне, не разбирая дороги. Он, наверное, гнал бы и дальше, до самой Кинталы, но тут выяснилось, что, оказывается, пробит бензобак, горючего у него не осталось, так вот и застрял в проклятой деревне, хорошо еще, что сам трейлер при обстреле не вспыхнул.

– У вас, мистер, есть связь с командованием миротворческих сил? – спросил он. – Или собственный транспорт, или какое-нибудь прикрытие?

– Нет, – сказал я.

Вероятно, он полагал, что я вызову сейчас звено истребителей. А быть может, и танковую колонну, чтобы доставить его в Кинталу.

Он мне мешал.

Я опять сел на корточки перед коричневым стариком и спросил – на наречии, в котором звенели гортанные тугие согласные:

– Скажи мне, мудрый, идущий к закату, почему твоя душа так темна, почему я не слышу в ней отклика одинокому путнику и почему мудрость мира не светит каждому, пришедшему из Великой саванны?

Ответ я уже получил. Но я не был пока убежден, что «червяк» был именно формой ответа. Я, во всяком случае, ждал чего-то иного.

– Скажи мне, мудрый…

Старик, однако, молчал. А когда я осторожно коснулся его коленей, чтоб согласно местным обычаям выразить уважение, он чуть вытянулся, будто пронзенный электротоком, и скрипуче, как старое дерево, произнес:

– Стань прахом…

Это было одно из самых сильных проклятий. «Стань прахом» – то есть умри. Значит, я в первый раз не ошибся с истолкованием.

– Мудрый, ответь мне…

– Стань прахом…

Не было смысла продолжать разговор.

Между тем шофер, взиравший на нас, совсем потерял терпение.

– Что вам говорит это чучело? – требовательно спросил он. – Мистер, как-вас-там, чем вы тут занимаетесь?

Я выпрямился.

– Он проклинает нас…

– Ну и пошел он к черту! – шофер сжал кулаки. – Я вам полчаса, наверно, мистер, втолковываю. Нападение на гуманитарный конвой, нам надо отсюда уматывать. Кто вы, врач? У вас есть какая-нибудь машина? Дьявол вас побери, вам что – жить не хочется?.. – Волосы и глаза и у него были белые. А вся кожа лица – как у вареного рака.

Африканское солнце безжалостно.

– Я боюсь, что ничем не смогу вам помочь, – сказал я. – Транспорта у меня не имеется, связи, соответственно, тоже нет. Я вообще не отсюда – как бы объяснить вам попроще? Постарайтесь укрыться – быть может, продержитесь до прихода спасателей…

Шофер тяжело задышал.

– Что вы такое, мистер, городите? Вы хотите сказать, что бросите меня здесь?

– Весьма сожалею…

– Мистер, постойте!

Полный бешенства и испуга, он двинулся на меня. Его крепкие кулаки поднялись, точно готовясь к удару. А в одном из них был зажат молоток.

И железное рыло, как в лихорадке, подпрыгивало.

– Это вам не поможет, – внятно сказал я. – Я действительно ничего не могу для вас сделать. Разве что спросить напоследок: есть ли у вас какое-нибудь существенное желание? Что-нибудь такое, чего вы хотели бы в жизни больше всего. Может быть, связанное не с вами, а – со всем человечеством. Вы меня понимаете?..

Шофер стиснул зубы.

– Издеваешься? – низким, сдавленным голосом спросил он. – Из политиков что ли, из этих, которые здесь – советниками? В колледже что ли своем обучался вранью? Ничего-ничего, ты сейчас заговоришь по-другому…

Он набычился, вероятно готовясь кинуться на меня. Его плотное, как из теста, лицо задвигалось всеми мускулами. Я заметил бесцветную шкиперскую бородку на скулах. В ту же минуту заурчал, приближаясь, мотор, и на улицу выкатил джип, набитый солдатами.

Они были в пятнисто-серых комбинезонах, чернокожие, сливающиеся с однообразной саванной. Все они сжимали в руках автоматы, а к головам привязаны были пучки жестких трав. Тоже, видимо, для маскировки. И они четко знали, что им следует делать: двое тут же принялись сбивать с трейлера плоский замок, а цепочка других неторопливо пошла по деревне – и сейчас же от хижин поплыл, нарастая, удушливый дым.

Заквохтала и стихла курица, наверное, со свернутой шеей.

Я услышал, как солдаты негромко переговариваются: – Это же священная курица, зря ты так… – Ничего, в горшке она будет не хуже обычной… – Мембе говорил, что священных животных трогать нельзя… – Ничего – это она для орогов священная… – Смотри, Мембе – колдун… – А мне наплевать на Мембе…

Затрещали в огне сухие тростниковые стены.

Ближняя хижина заполыхала.