До свидания, Рим

После дня, проведенного на вилле Бадольо, возвращаться домой было нелегко. Еще никогда наша квартирка в Трастевере не казалась мне такой убогой. Теперь я обращала внимание на то, чего не замечала раньше: грязь по углам, облупившиеся стены, старый хлам. Постоянное перемещение между одной жизнью и другой сбивало с толку. Я все чаще ночевала на вилле, ссылаясь на то, что мне приходится рано вставать и работать допоздна. На самом же деле я просто не могла отказать себе в удовольствии поспать в собственной постели под плотным пологом, не пропускающим ни света, ни шума. Лежа под одеялом, слишком взволнованная событиями дня, чтобы уснуть, я думала о том, сколько девушек хотело бы поменяться со мной местами. Конечно, работать приходилось много, зато меня окружала та же роскошь, что и семью Ланца. Я ела одну с ними пищу, спала в их доме, слушала рассказы Бетти.

Мама меня не понимала. Должность служанки казалась ей чем-то унизительным. С того самого дня, когда я вернулась из отеля «Эксельсиор», взволнованная и ликующая, она относилась к моей работе весьма прохладно, как будто я ее разочаровала.

– Ты же просто девочка на побегушках, – негодовала mamma. – Неужели об этом ты и мечтала?

– Я работаю в доме самого Марио Ланца, – возражала я.

– Ты служанка его жены, вот и все. Какая разница, кому прислуживать – ей или любой другой женщине?

– Но это же люди знаменитые, из Голливуда.

– Люди есть люди, знаменитые они или нет, – равнодушно ответила mamma.

– Но ведь мне страшно повезло! Я никогда и не мечтала получить такой шанс.

– Тебе виднее, – пожала она плечами. – Что ж, поработай, пока не надоест, что тобой понукают…

– Не надоест, – отрезала я. – Мне нравится моя работа и нравятся люди, у которых я служу. Я не уйду, пока они во мне нуждаются.

Кармела тоже была разочарована и, кажется, немного завидовала. Она не разговаривала со мной целую неделю и открыла рот только раз, чтобы обозвать меня бессердечной эгоисткой. Еще бы: ведь я пошла в люкс «Купола», чтобы помочь ей, а в итоге помогла только себе. Однако затем Кармела поняла, какие возможности перед ней открываются, и обрадовалась чуть ли не больше моего. Когда я ночевала дома, она часами шепталась со мной в постели – строила планы и мечтала о будущем, нисколько не сомневаясь, что я сумею обеспечить ей вторую встречу с Марио Ланца.

– Я стараюсь, но обещать ничего не могу, – твердила я в ответ. – Я забочусь о жене Марио, а сам он целый день на работе. Мы его почти и не видим.

– Не говори ерунды! – Кармела пнула меня под одеялом. – Ты все время там торчишь. У тебя наверняка масса случаев с ним поговорить!

– Я стараюсь… – виновато повторила я.

– В следующий раз он должен послушать меня как следует, – объявила Кармела. – Никаких охотников за автографами и скандирующих фанатов. Только он и я, понимаешь? Серафина, я хочу выступать на сцене, записывать пластинки, сниматься в кино, и только ты можешь мне помочь.

Разумеется, было уже поздно: Марио Ланца услышал Луизу ди Мео и выбрал ее. Однако Кармела продолжала ждать и надеяться. Разве могла я сказать ей правду?..

Come Dance With Me [21]

Как всякий итальянец, Марио Ланца выражал мысли и чувства не только словами, но и жестами. Пусть он и говорил с американским акцентом, зато с виду был одним из нас. Марио отличался вспыльчивым нравом, часто выходил из себя, и тогда по мраморным залам разносился его сердитый голос. Я бы с бо́льшим удовольствием послушала его пение, чем крики, однако рояль в отдельной комнате стоял без дела, и на вилле звучали лишь оперные арии, которые Марио крутил на радиоле почти каждый вечер.

Марио вернулся из больницы уже через девять дней – бледный, но заметно похудевший. Поначалу он выглядел подавленно, и Бетти изо всех сил норовила ему угодить: каждое утро вставала с постели и старалась быть для него такой женой, какую ему хотелось в ней видеть.

Мама научила меня красить ногти и делать макияж; с трудом проглотив что-нибудь на завтрак, Бетти садилась за туалетный столик, и я начинала над ней колдовать. Ее красоту приходилось каждый день создавать заново. У Бетти были крупные черты лица, слегка выдающиеся вперед зубы и черные кудрявые волосы, которые удавалось привести в порядок только с помощью бигуди. Пока я готовила ее к тому, чтобы появиться на людях, она обычно молчала и только в конце выражала одобрение кивком. Но когда Бетти выходила из апатии, тишину заполняли слова, и я, единственная из слуг, выслушивала ее откровения. В такие дни она охотно отвечала на все мои вопросы.

Больше всего Бетти любила вспоминать прошлое: ухаживания Марио, первые годы семейной жизни. Мы обе обожали такие рассказы.

– А когда синьор Ланца в вас влюбился? – спросила я однажды, расчесывая ее непокорные волосы.

– Когда увидел меня на фотографии, которую показал ему мой брат Берт. По крайней мере, так он сам рассказывает, – ответила Бетти, сразу оживляясь.

– А как они познакомились?

Я уже предвкушала новую историю.