— Молодой человек, постойте! — окликнул меня немолодой голос, возбужденный и совсем незнакомый.
Я обернулся. Передо мной стоял чем-то напуганный толстенький пожилой человек в обнимку со старым портфелем.
— Меня зовут Александр Михайлович Токарев, — с ходу представился он. — Я старший преподаватель. Вы должны мне помочь!
Я смотрел на него снизу, он был невысок, но все равно раза в полтора меня выше.
— Вы должны мне помочь! — повторил он с надеждой.
— А чем это я могу вам помочь? — холодно поинтересовался я.
— Возьмите мой портфель и сохраните его.
И тут он всучил мне свой рыжий растрескавшийся маленький саквояж с бронзовой бляхой-застежкой.
— Ну спасибо! — усмехнулся я. — А что там?
— Лучше бы вам этого не знать, — выпучил старичок маленькие мутные глаза. — Сохраните его. Это вопрос будущего всего человечества!
Неожиданно старик метнулся в сторону, перевалился через грязную снежную насыпь и начал пробираться сугробом к трамвайным путям.
— Эй, вы! — окликнул я его. — Постойте!
Но старик и не думал оборачиваться. Он выскочил на проезжую часть и, прихрамывая, побежал в переулок за трамвайными путями.
— Бывают же психи, — промолвил я и сел на лавочку, жестко холодившую зад.
«Блин, — подумал я, — а если он краденый? Повяжут меня, потом доказывай, что дед всучил, просил сохранить для всего человечества».
Я поставил саквояжик на колени, нажал на плоскую бронзовую кнопку и откинул его мягкую кожаную крышку. Внутри была кипа трухлявых бумаг, какая-то пожелтевшая брошюра о детстве Леонида Ильича Брежнева и еще что-то. Я широко распахнул портфель, как львиную пасть, чтобы в него попал свет, и заглянул внутрь. На дне лежал металлический кокон. Я вытащил его. На ощупь увесистая болванка оказалась шершавой. На ней был белый налет, какой отчищают «Кометом» или «Доместосом» в рекламах чистящих средств, и первым делом я решил, что это какой-то кусок сантехники. Но потом подумал, что это вряд ли, так как предмет был абсолютно герметичен. Никакого отверстия, резьбы или, упаси боже, чеки у него не было. Я уронил тяжелую штуку обратно на дно портфеля, причем она крепко ударила меня по коленке, защелкнул крышку, посмотрел на часы и побрел на Белое озеро, где мы договорились встретиться с Никиткой Базановым.
— Здорово.
— Привет.
Обменялись мы рукопожатиями.
— Что это у тебя за сумка такая? — спрашивает он.
— Дед какой-то дал, сказал, что она спасет человечество.
— А что там внутри? — поинтересовался Никита, кусая от любопытства нижнюю губу.
— Какие-то бумаги и еще кое-что, — я открыл портфель и вытащил из него кокон.
— Что это?
— Судьба человечества, — пожал я плечами.
— И что ты собираешься с этим делать?
— Не знаю. Можно это распилить, а можно в озеро бросить.
— Давай распилим! — загорелся Никитка.
Я пожал плечами, и мы пошли к нам на чердак пилить кокон.
— Как ты думаешь, что это? — весь уже потный, спросил я, вставляя в рамку третье лезвие по металлу.
— Не знаю, — немного напуганно сказал Никитка. — Скорее всего, черный ящик НЛО или Гитлерово личное… яйцо!
— Яйцо было у Кощея Бессмертного, — заметил я.
— Может быть, там генетический код?
— Сейчас посмотрим, — хищно сказал я и приступил к новому натиску.
Пот капал у меня с кончика носа, однако зажатое в столярных тисках «яйцо фюрера» даже чуть-чуть не поддавалось. Не получалось сделать запил, лобзик ерзал, противно скрипел и соскальзывал, снимая налет и до серебристого блеска полируя поверхность загадочного предмета.
— Если эта хрень инопланетная, то пусть сами прилетают и пилят ее!
Остервенев от злости и усталости, я высвободил кокон из тисков и с размаху швырнул его через весь чердак. Увесистая штука угодила в пустые бутылки, составленные в темном углу, и там все с грохотом и звоном повалилось. Одна бутылка-беженка, слегка заворачивая и гулко подвывая, выкатилась нам под ноги, остановилась, и все успокоилось.
Что же это со мной? Почему же это со мной происходит?
Я, озадаченный и изможденный, лежу на ее постели в ее маленькой осиротелой комнате. На груди у меня возлежит носок. Страсть заставила меня не только кропотливо обыскать и перенюхать все ее шкафчики, но и сойтись с ее беднягой носком. Какой же я извращенец! Возможно, даже гомосексуалист. В какие же глубины похоти обрушился я, злосчастный? Как же мне дальше жить? Отныне я один из тех потных, униженных, вечно прячущихся чужаков, обитателей общественных туалетов, бинтом приматывающих к ноге свое одержимое извивающееся вожделение. Уже приобщаясь к этой неприятной и мрачной судьбе, я с усердием избавляющегося от улик маньяка как следует запрятал преступно использованный мною предмет гардероба покойницы.
— Я беременна.
— Расскажи мне об этом все!
— О чем?
— О том, как это делается и зачем.
— А ты действительно этого хочешь?
— Да! — сказал я и открыл лежавшую на Симином столе книгу.
— Если ты действительно этого хочешь, тогда я начну, пожалуй, издалека.