До свидания, Сима

Она последовала за мной. В обязанности госпожи входило убирать рабу постель перед сном, и что я обычно только не делал, чтобы как-нибудь затянуть эти удивительные минуты.

— Останься со мной ненадолго, Мерседес, — попросил я.

— Но я хотела еще принять ванну. Если хочешь, можешь потереть мне спинку, — предложила она со смешком.

— Тогда он меня точно распнет на алоэ.

— Вот видишь, ты боишься ради меня умереть. А это значит, что ты еще недостаточно меня любишь.

Она погрозила пальцем, потом подняла голову и подозрительно принюхалась:

— Слушай, дружочек, а ты часом не пукнул?

— Нет, милая, это я душу испустил от любви к тебе.

— А что же она у тебя такая смердящая?

— Грехи, — со вздохом признался я.

Она сидела на кровати рядом со мной, и я странно чувствовал ее тяжесть, словно матрас был частью меня или я был частью матраса. Позади нее горел ночник, и я видел нежные светящиеся пушинки по краю ее щеки (передней боковой части морды, по определению Ожегова), и темные жесткие волосы над головой светились ажурным золотистым нимбом, и я вновь был счастлив и мечтал, чтобы это никогда, никогда не кончалось.

4

На вилле мы повздорили, и теперь я преследовал ее уже за городом. Мерседес, расплываясь в асфальтовом мареве в двухстах метрах от меня, резво, как балерина, семенила, идя спиной вверх по обочине, одной рукой придерживая лямку рюкзачка, а другой низко помахивая над смолисто мреющей дорогой. Задыхаясь от подъема, я стремительно шел за ней, боясь, что кто-нибудь ее подберет, и она уедет. Но машины, липко шелестя шинами по черному раскаленному асфальту, одна за другой проносились мимо. А она махала им своей тонкой рукой в белой кофточке и, конечно же, проклинала каждого не остановившегося водителя.

«Не уезжай! Пожалуйста, не уезжай», — мысленно просил я, не в силах достигнуть совсем уже близкого горизонта широкой дороги, где, убегая, танцевала и плавилась голосующая испанская девушка. По сторонам тянулся низкий косматый лес, под небом чувствовалось море и плавились вдали усеянные белыми виллами зеленые склоны. Тонкий мираж ее начал погружаться в асфальтовую зыбь. Я видел, как Мерседес медленно опустилась в нее по пояс. Это означало, что она миновала вершину горки и уже спускается вниз по шоссе.

Это страшное случилось вчера вечером. С утра Мерседес повезла меня показать Барселону. Сначала мы доехали на автобусе до Жероны, а оттуда на поезде часа два ехали все время вдоль однообразного морского берега в Барселону. Духота стояла невыносимая, и я высовывался из поезда чуть ли не по пояс, чтобы проветриться. Какие-то тощие полуголые негры, черные как гудрон, ели руками из пластиковой коробочки кокосовую крошку и опасливо озирались по сторонам, как какие-то лесные звери, поблескивая желтыми белками. Все вагоны внутри были разрисованы, и особенно меня поразили цветастые граффити, прославляющие подвиги Владимира Ильича Ленина. Мерседес сказала, что в Испании очень много коммунистов среди молодежи, которые ездят паломниками на Кубу, чтобы увидеть живых столпов кубинской революции.

— У нас очень много смешанных испано-латиноамериканских браков, — говорила Мерседес. — У многих за океаном родственники. Даже некоммунисты в Испании сочувствуют кубинцам. Ведь у нас общий язык, вера и еще много общего. А мне нравятся коммунисты, среди них больше хороших парней, чем среди богатеньких мачо.

У меня уши свернулись в трубочку. В школе нам учительница говорила, что коммунизм чуть ли не хуже фашизма. Но я об этом промолчал и только сказал:

— Я тоже считаю, что коммунисты лучше.

— А что ты знаешь о коммунистах?

— Ну, — задумался я, — что они говорят, что никому не нужно работать, а только забирать у богатых и отдавать бедным. Ну, там еще, убивать царей. А правда, что в Испании король?

— Да.

— И как это?

— Никак. Об этом никто не думает. Для нас король давно ничего не значит. Это просто символ прошлых эпох.

— А ты не хотела бы быть принцессой?

— Все бы хотели. Только в том-то и несправедливость, что ими становятся вовсе не те, кто хочет, а какие-то дурочки, которым просто повезло родиться там, где надо. И вот все бедные люди платят налоги, чтобы они разъезжали в каретах и пиршествовали на своих балах. Поэтому справедливее, чтобы их вообще не было. Королевств не должно быть. Это я так считаю.

— Но ведь в «Отче наш» говорится: да будет воля Твоя яко на небеси и на земли, — а там, на небе, все-таки Царство.

— Какой же ты тогда коммунист?

— Не знаю, — пожал я плечами, и мы перестали умничать.

Из подземного вокзала мы вылезли на широкую людную площадь Грации и побрели пешком по направлению к главной достопримечательности — рогатому собору Саграда Фамилиа, который я тысячу раз видел в книжках и по телевизору.

Шли по широкому проспекту вдоль массивных гранитных переплетов почти садовокольцевых зданий. Но иногда Мерседес указывала мне на постройки сумасшедшего архитектора Гауди — что ни дом, то какая-то хмельная фантазия, — то балконы в виде таинственных полумасок, то стены пестрые и волнистые, как в глазах у пьяного.