До свидания там, наверху

– Вас ожидают большие неприятности, – сказал ему старый Перикур, когда Анри сел напротив него, все еще держа в руке визитную карточку, предписывающую ему явиться.

Анри ничего не ответил, потому что так оно и было. Все, что еще было поправимо, – мелкие проблемы с кладбищами – после обвинения в подкупе чиновника становилось почти непреодолимым.

Почти. То есть не совсем непреодолимым.

И стало быть, раз Перикур послал за ним и дошел до того, чтобы настичь его в постели одной из любовниц, значит он ему ужас как нужен.

О чем же пойдет речь, если тесть соизволил позвать его, Анри д’Олнэ-Праделя, чье имя он произносил не иначе как с пренебрежением? Анри не имел об этом ни малейшего представления, он только знал, что вот он здесь, сидит в кабинете старика, а не стоит, и что он ни о чем не просил. Забрезжил слабый лучик надежды, но Анри не задал ни одного вопроса.

– Без меня вам с неприятностями не справиться.

Анри совершил первую ошибку: самолюбие заставило его слегка скептически ухмыльнуться. Перикур отреагировал с яростью, какой Анри в нем не знавал.

– Вы покойник! – взревел он. – Вы понимаете? Покойник! С тем, в чем вас обвиняют, государство лишит вас всего: состояния, репутации – всего, и вы от этого не оправитесь. А закончите свои дни в тюрьме!

Анри принадлежал к тому роду людей, которые после крупной тактической ошибки способны проявить замечательную интуицию. Он встал и направился к выходу.

– Стойте! – крикнул Перикур.

Без тени какого-либо колебания Анри развернулся, решительным шагом прошелся по комнате, оперся ладонями о стол тестя, наклонился к нему и сказал:

– Тогда прекратите мне грубить. Я вам нужен. Не знаю для чего, но, чтобы все было ясно, о чем бы вы меня ни попросили, мои условия остаются прежними. Министр ваш человек? Очень хорошо, в таком случае вы лично переговорите с ним, сделаете так, чтобы все, что он мне инкриминирует, было бы выброшено на свалку, я хочу, чтобы с меня сняли все обвинения.

Высказав это, он снова сел в кресло и скрестил ноги. Можно было поспорить, что он сидит в Жокей-клубе в ожидании, когда мажордом принесет ему бокал отменного коньяка. Любой другой в таком положении дрожал бы, задаваясь вопросом, чего от него потребуют взамен, только не Анри. Три дня он думал о неминуемом крахе, и теперь он был готов на все. Велите убить – убью.

Перикур вынужден был все объяснить: свой заказ памятника погибшим, мошенничество в масштабах всей страны, в котором самой значительной, видной жертвой был он. Анри хватило ума не улыбнуться. И он начинал понимать, о чем попросит его тесть.

– Скандал неизбежен, – пояснил Марсель Перикур. – Если полиция их арестует до того, как они сбегут, ими завладеют правительство, судьи, газеты, ассоциации, жертвы, бывшие фронтовики… Я этого не хочу. Найдите их.

– Что вы хотите с ними сделать?

– Это вас не касается.

Анри был уверен, что Перикур и сам этого не знал, но это не его дело.

– А почему я? – спросил Анри.

Он тут же прикусил язык, но было поздно.

– Чтобы отыскать этих мерзавцев, нужен мерзавец того же пошиба.

Анри проглотил оскорбление. Перикур пожалел о сказанном – не потому, что зашел слишком далеко, а потому, что это было непродуктивно.

– Кроме того, время поджимает, – добавил он уже более примирительным тоном. – У нас остаются часы. У меня никого, кроме вас, нет под рукой.

Около восемнадцати часов, сменив дюжину раз место наблюдения, ему пришлось признать очевидное: стратегия ожидания в почтовом отделении на улице Лувра не сработает. Во всяком случае, сегодня. И никто не мог сказать, будет ли завтра.

Какая еще зацепка была у Анри, кроме как ждать на почте у Лувра гипотетического прихода абонентов почтового ящика номер 52? Только типография, изготовившая каталог?

– Туда не ходите, – предупредил Перикур. – Вам придется задавать вопросы, а если распространится весть о том, что этой типографией интересуются, доберутся до ее заказчиков, до самой компании, мошенничества, и разразится скандал.

Если не типография, то остается банк.

«Патриотическая Память» получала авансы от клиентов, но, чтобы узнать, в какой банк положены собранные средства, нужны были время и допуск – все то, чего у Анри не было.

Все возвращалось к исходному пункту: или почта, или ничего…

Он не стал идти против натуры и выбрал наступление. Несмотря на запрет Перикура, он поехал в типографию братьев Рондо на улице Аббесс.

В такси он еще раз пролистал переданный ему Перикуром каталог «Патриотической Памяти»… Реакция Перикура была значительно острее реакции закаленного делового человека, ставшего жертвой мошенничества, это была реакция человека, задетого лично. Тогда о чем идет речь?