До тебя…

Тот особняк, что он начал строить сразу же после смерти родителей и как только взял бразды правления бизнесом в свои руки, теперь для него был не просто строением, которым он занимался вплотную, чтобы боль, терзавшая его от беспечного поступка отца, многими молодыми людьми, оказавшимися на его месте, расценивалось бы, как предательство и малодушие, превратился в дом. То место, куда он спешил вернуться, чтобы ощутить тепло и уют. Любовь. Увидеть заботливые, чуть уставшие глаза его Насти, что всегда ждала его прихода, во сколько бы он ни возвращался даже с переговоров.

Он предупреждал всегда. И слышал в ответ:

– Я буду ждать.

Михаил не мог сдержать счастливой улыбки.

– Я поужинаю на переговорах.

– Я напою тебя чаем. Кофе на ночь вредно.

– Ты устала. Дуся наверняка измотала тебя за день.

– У меня есть помощница. Так что не задерживайся.

И он попросту не мог задержаться без видимой причины.

Потому что дома была Настя.

До её, не поддающегося разумной логике появления, в его жизни всё было иначе. Работа, бизнес, красивые девушки, «прежняя» Настёна, которая за прожитый вместе год так и не поняла, что он любит одновременно чай и кофе, всё зависит от настроения. С приходом ЕГО Насти, всё упорядочилось, встало на свои места.

Он сам подмечал, что становится иным. Оказывается, можно получать нескончаемое удовольствие, рассказывая жене, как провел день, и слушать её тихий, неторопливый говор, когда она делилась впечатлениями о развитии беременности или о том, что их Евдокия уже научилась переворачиваться на другой бочок. Для Михаила оказалась совершенно новым умение жены открываться полностью. Она не юлила, не хитрила. Говорила, что думает, при этом умудряясь сохранить баланс, чтобы никого не обидеть, не задеть.

– Я ненавижу ложь, Миша, ненавижу… Меня выворачивает от неё.

До неё всё было иначе.

И он сам был другим.

Нет, Зареченский не стал мягче или лояльнее. Он лишь отменил запрет на любовь. Принял это чувство и каждый день наслаждался им.

Отдав дочь сестре, он, развязав галстук и послав его к пиджаку, вышел из спальни.

Он точно знал, где искать жену.

– Да твою же мать!

Нежный голос любимой женщины донесся до него, когда он уже стоял в дверном проеме спортивного зала.

Услышав отборное ругательство, Зареченский не мог не улыбнуться.

– Привет.

Настя, перестав отжиматься, резво подпрыгнула и встала на ноги.

– Привет, любимый.

– Снова ругаешься?

Хитрая, довольная улыбка засияла на лице Насти. Девушка, взяв с одного из тренажеров полотенце, промокнула лоб, повесила его на шею, как заправская спортсменка, и, наигранно, сексуально виляя попой, направилась к мужу.

– Но ты же ничего не слышал, дорогой?

– Ты становишься матерщиницей.

– Самую чуточку. И то, когда никто не слышит.

– Я слышал.

Она подошла к нему и встала в полуметре.

– То есть на этот раз номер не прокатит, и меня за ругательство ждут наказания?

Михаил, представив, что сможет сделать уже через пару часов с Настей, едва ли не заурчал, как довольный кот.

– Совершенно верно.

– А если я очень попрошу меня простить? Ай!

Михаил протянул руку и притянул жену к себе, впечатав её хрупкое, но уже подтянутое тело в свое. Настя, как только родила, начала осторожно подготавливать его к тому, что она снова будет заниматься боксом.

– Ты же не будешь возражать?

Попробовал бы он воспротивиться.

С тренером она занималась три раза в неделю, плюс дополнительно ещё два дня по часу проводила в тренажерном зале. Его новая Настя оказалась заядлой спортсменкой и грозилась, что в скором времени уложит его на лопатки.

Что ж, он возражать не будет. Ему нравится, когда Настя сверху.

Сейчас же он притянул её к себе и запустил руки в белокурые волосы жены, что были убраны в высокий «хвост».

– Можешь попробовать попросить.

Зареченский не удержался и лизнул шею жены.

– Миша! Я всё мокрая!

– Мокрая… мммм…

– Потная, я имела в виду, маньяк ты озабоченный!

Она кулачком ударила его в грудь.

– Ты вкусная, ты чертовски вкусная… А я тебе говорил, что твоя кожа имеет запах и вкус клубники с миндалем?

Конец