До тебя

Джаред не выглядел худее, чем когда я его встретила. Он не был пьян или растрепан. Все, что я могла видеть, ― это мешки у него под глазами. Он справлялся с этим, и это вдохновляло.

— Какая часть не дает тебе уснуть?

Он потянулся к бороде, расчесывая волосы.

— Тишина.

— Когда это произошло? — Я посмотрела ему в глаза.

Громкость ― это все, что я помнила. Смесь болезненных звуков, от которых мне до сих пор хотелось закрыть уши.

— В момент после крушения, когда самолет перестал двигаться. — Он наклонился вперед, скрестив руки на столе. — В тот момент, когда я узнал, что ты жива.

Я не знала, что сказать.

Я буквально потеряла дар речи.

Если бы мой разум действительно отправился туда, я не знала, что случилось бы с моим сердцем, поэтому избегала этого и спросила:

— Как ты летаешь? Потому что я не могу свыкнуться с этим.

— Я же говорил тебе, ты должна вернуться к своей жизни, к своей работе и оставаться занятой. Только так все станет лучше.

Я пыталась сделать все это.

Но о полетах не могло быть и речи.

Джаред оставался в том же положении, его пальцы касались его кружки, когда он спросил:

— Что тебя пугает?

Я много думала об этом, и я обсуждала это на терапии.

По крайней мере, раз в день я пыталась представить себя в аэропорту Кеннеди, пакетик «Твиззлерс» в сумочке, кофе в руке. Я представляла, как вхожу в самолет и устраиваюсь поудобнее в своем кресле.

В ту секунду, когда я садилась, начиналась паника, и я прекращала упражнение.

Каждый раз.

— Что это случится снова, ― призналась я.

— Не пережив этого во второй раз…

Я покачала головой сильнее, чем нужно.

— Я не хочу узнавать.

— Я собираюсь поднять тебя в воздух.

В груди затрепетало. Не так, как я испытывала, когда видела его. Это было то, что сжимало мое сердце и не отпускало.

— Мы полетим куда-нибудь поближе. Нантакет, Мартас-Виньярд, Сисайд-Хайтс ― что-нибудь из этого. Поужинаем и полетим обратно в город.

— На Мартас-Виньярд есть перуанский ресторан под названием Selva, — сказала я ему. — Один из лучших, где я когда-либо была. Их севиче ― это… — Я ждала, когда мой желудок заурчит, чтобы почувствовать пронзительную боль голода. Но ничего не было. — Это просто невероятно.

— Вот куда мы пойдем.

Я больше ничего не хотела.

Но вместо этого сказала:

— Я не могу.

— Не сейчас, но скоро ты это сделаешь.

Я задумалась, был ли сегодняшний день началом обратного отсчета или рейс восемьдесят восемь был последним самолетом, на котором я когда-либо была.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

ДЖАРЕД

Сидя напротив Билли в кафе, я наблюдал, как она борется со своими эмоциями. С тех пор, как она приехала, были и слезы, и молчание, и даже момент, когда я видел, как она боролась с улыбкой, которая в итоге так и не вышла. И все это время она была такой честной. Она не приукрашивала свои чувства и не пыталась их скрыть.

Ее откровенность поможет ей пройти через это; ей просто нужно больше времени, чтобы вылечиться.

— Я боюсь, что мы поднимемся в воздух, — сказала она, — и я полностью потеряю контроль, устроив сцену, чтобы пилот развернулся.

— Этого не произойдет.

— Откуда ты знаешь?

Я наклонился еще ближе, как можно ближе к столу, не двигая стулом.

— Потому что ты будешь со мной.

Я видел, как это поразило ее, а затем увидел, как она попыталась отмахнуться от этого.

Господи Иисусе.

Даже если это была правда, мне нужно было быть более осторожным с моими ответами.

— Моя работа требует, чтобы я летала каждую неделю, — сказала она. — Я не могу положить тебя в карман и вытаскивать каждый раз, когда чувствую, что у меня будет приступ паники.

В ее тоне не было сарказма. Вот как выглядел настоящий страх.

— Я хочу тебе кое-что сказать… — Я посмотрел мимо нее на стойку, где стояла Сью, а затем снова на девушку, чьи затравленные глаза были так похожи на мои. — Женщина, которая разносит кофе, два года назад потеряла сына от лейкемии. Ему было четыре года. — В ее выражении лица произошел сдвиг, и это было то, чего я добивался. — Женщина, которая работает на кухне ― сестра Сью. Около года назад ее муж избил ее до полусмерти. Она остается в подсобке, потому что ей нужно сделать еще несколько операций на лице, и она не хочет, чтобы кто-то это видел.

— Боже мой.

— Причина, по которой я говорю тебе это, заключается в том, что они выжили, когда думали, что не выживут. Я знаю, что это то, о чем ты каждый божий день спрашиваешь, справишься ли ты с этим, и я обещаю тебе, что ты справишься. Ты переживешь это, Билли.

Она повернула свою чашку по кругу, как будто это был бокал с вином.

— Почему ты хочешь помочь мне, Джаред?

Я выдержал ее взгляд и сказал:

— Потому что могу. — А затем отодвинул свой стул, зная, что, если я посмотрю на часы, они скажут мне, что пора идти. — Мне очень жаль, но мне нужно успеть на самолет.

Я видел, как Билли напряглась при упоминании об этом.

Я сделал последний глоток кофе, поставил его на стол и встал.

— Увидимся, когда я вернусь.

— Увидимся?

Я придвинулся к ее стулу и положил руку на ее плечо, на слабые синяки где-то под одеждой.