Дёрганым движением расстёгивает ремень, ширинку. Приспускает брюки вместе с трусами.
Резко входит. Вскрикиваю.
Приподняв мои бёдра, садится вертикально, буквально нанизывая на свой член. Через пару минут, начинает бешено вколачиваться, зафиксировав меня неподвижно.
Кончаем почти одновременно. Чувствую горячую струю внутри. Пытаюсь усмирить трепыхающееся в груди сердце.
Поворачиваю голову на экран телевизора. Там разгорается адское пламя.
— Чёрт… — стонет мне куда-то в область солнечного сплетения.
— Не волнуйся, у меня безопасные дни, — решаю его успокоить.
Подаёт мне коробку салфеток, лежащую на журнальном столике. Привожу себя в порядок, насколько это возможно.
— Иди в душ. Я приберу тут немного.
Уходит, погружённый в свои мысли. Отсутствие защиты выбило его из колеи.
Осматриваюсь по сторонам. Его телефон остался на телевизионной тумбе. И, насколько я знаю, в режиме «дома» он не запаролен.
Глава 41. Самое важное
Гипнотизирую телефон взглядом некоторое время.
Несмотря на то, что в правильности своего выбора я не сомневаюсь, очень сложно решиться и пересечь черту.
Одно дело — открыть папку с официальной информацией, а другое — влезть в личное пространство.
Пересилив себя, тяну руку. Гаджет пиликает коротким звуком, будто предостерегает меня — не тронь.
Пугаюсь, но потом понимаю, что это всего лишь сигнал оповещения о новом сообщении.
Резко хватаю телефон, не позволяя себе больше анализировать происходящее. Провожу по экрану — загорается. Блок снят. Эх, Лёша, Лёша. Иногда «дома» — это вовсе не безопасно.
Быстро пролистываю галерею. В основном там фото Иванки вперемешку с документами незнакомого мне содержания.
Следующая точка — мессенджеры. Оп-па, допзащита пин-кодом. Надо же. Есть что скрывать, Алексей Викторович?
Ищу значок почты. Не то, не то, не то. Да где же ты?
Внезапно, как в том шпионском кино, о котором я вспоминала не так давно, всплывает уведомление. Тема письма «Ядвига». Непроизвольно вздрагиваю, видя фамилию отца. Кликаю и перехожу в почтовый ящик. Отправитель — kapustin01@gp.рф.
«Уважаемый Алексей Викторович! Направляю Вам для ознакомления заключение по делу Ядвига А. Б. С уважением, Илья Капустин, старший советник юстиции».
К письму прикреплён объект. Жму «скачать» без колебания.
Нетерпеливо постукиваю пальцем по панели телефона. Документ загружается слишком медленно.
Пробегаю открывшийся файл глазами, особо не схватывая суть. Сразу листаю в конец.
«…по результатам проверки рекомендовано привлечь Ядвига А. Б. к ответственности…»
Пульсация в голове становится невыносимой. Страх удушливой петлёй опутывает горло и грудь. Словно сквозь плотную завесу слышу, как открывается дверь в санузле. Быстро блокирую телефон и отскакиваю в сторону.
Литвинов, сам об этом не подозревая, дарит мне несколько спасительных минут, так как из ванной следует сначала в спальню.
— Алё-ён? — слышу как издалека. — Тебе спать есть в чём? Футболка подойдёт?
Нечеловеческим усилием воли справляюсь с дрожью в голосе.
— Да! То есть… нет. Мне надо срочно уехать… Лёш.
Заглядывает в гостиную, в глазах обеспокоенность.
— Что случилось?
Вру на ходу, скрестив пальцы за спиной.
— Кажется, Макс заболел. Мне надо к нему. К Максу.
— Что-то серьёзное? Я отвезу.
— Нет, ты что! Ты ведь пил. Я вызову такси, не волнуйся. Думаю, там ничего такого. Но лучше мне самой убедиться, понимаешь? Я же места себе не смогу найти.
— Хочешь, Оле позвоним?
— Не-ет. Поздно уже, Даня, наверняка, спит. Да и не хочу дёргать твою сестру по каждой мелочи.
Литвинов внимательно вглядывается в моё лицо.
— Одевайся. Закажу машину.
Провожает меня до такси. На прощание целует. Водитель привозит меня на адрес родителей. Приходится заказать оттуда второй автомобиль — уже до моего дома, чтобы не попасться на вранье…
Лёша пишет заботливое:
«Добралась? Как Макс?»
Отвечаю ему с задержкой:
«Да, всё хорошо. Завтра напишу».
* * *
Проведя ночь в метаниях и бесплодных попытках решить мучающую меня проблему, утром буквально сползаю с кровати.
Принимаю решение ехать к родителям. Велик соблазн отключить телефон и не отвечать на возможные сообщения Литвинова, но я этого не делаю. Понимаю, что так могу сделать лишь хуже. Поэтому, собравшись с силами, выхожу в морозное ноябрьское утро.
Дом родителей встречает меня тишиной. Все спят, только мама возится на кухне. Прохожу внутрь, влекомая ароматом печёного теста с корицей.
— М-м-м… Это что, булочки?
— Ага, — мама смазывает готовое изделие сливочным кремом. — Садись. Чай будешь?
— Спрашиваешь! Разве у меня есть выбор?
Мама довольно смеётся.
Чуть позже сидим с ней друг против друга за круглым белым столом, накрытым вышитой гладью скатертью. Размешивая ложечкой уже давно остывший чай, спрашиваю:
— Мам. Вот скажи мне. Вы с отцом столько лет живёте. Тебя никогда не обижало, что работа для него всегда была на первом месте?
— Что ты имеешь в виду, Алёнушка? — не понимает мама.
— Ну хотя бы то, что из-за его дел мы были вынуждены прятаться в другом городе. Ты была ему не жена, а мы… не дети.