— И давно он так? — услышал голос Паши.
— Достаточно давно. Бухает и ноет! — выкрикнула путана.
В комнату вошел Шаман с бутыльком сока и сел в кресло. Парень прищурил глаза и внимательно посмотрел на меня.
Вторая бутылка из-под «Виски» полетела на пол и разбилась на мелкие осколки. Попытался собрать их и, глупо улыбаясь, взглянул на Пашку.
— Ты не понимаешь. Я мечтал о ней с восемнадцати.
— Мечтал и добился своего, — Шаман пожал плечами, отхлебнув сок из стакана. — А измены хавать тоже мечтал? И каковы они на вкус, Дим? Ты давай раздупляйся и возвращайся к нормальной жизни. Все проходит и эта боль тоже пройдет.
Перед глазами снова возник образ этой Насти с глазами цвета того самого «Виски» который я глушил уже неделю, не просыхая. Интересно, она такая же, как все бабы?
Прикрыл глаза, пытаясь избавиться от навязчивого видения.
— Где Антон? — еле слышно прохрипел. — Он к нам от Рыжего пришел, верно?
— Да. Он его двоюродный брат, — Шаман был спокоен. — И не дергайся. Витя его отправил на время в Анталию. Но он вернется.
— Остальные где? — рявкнул, натягивая джинсы. — Что с пацаном? С Соколовым?
— Он сядет, Дим. Максимум, чем мы смогли помочь, наняли адвоката. Обещает, что не более двух лет отсидит пацан. Но ты должен понять, что с нами ему больше не работать. Тюрьма меняет людей. И его изменит. Ты уже достаточно много наворотил.
— Тот, кто не ошибается, тот не живет, — скривил лицо и услышал стук в дверь. — Идите на х…, вам тут не рады.
Но дверь распахнулась, и вошел мой тесть.
— Я ненадолго, — голос дрожит, значит, боится. — Тут бумаги подготовили. Я не знаю, что сказать в оправдание дочери. Она не на что не претендует. Просто подпиши и вас быстро разведут.
Самвел протянул мне папку и ручку. Ту самую ручку с сердечком. Словно показал мне, что и я не святой.
— Где она? — тихо прошептал, подписывая бумаги как приговор.
Ручка тут же заняла свое место в кармане джинсов.
— В Ереване, у моих родителей. Не хочу, чтобы ты, Поляк, глупостей натворил. Пусть поживет там, пока ты не успокоишься. Рожать приедет сюда. Просила, чтобы ты ее из роддома встретил.
Шаман хмыкнул и налил себе еще один стакан сока.
— Я встречу. Вот только мой ли это ребенок?
— Всегда сможешь проверить, — промямлил Геворгович, выходя из номера.
— Дим, давай завязывай с бухлом. Завтра Новый год. Жизнь продолжается. Вот тут адрес, подтягивайся к вечеру.
Пашка резко встал и вышел, оставив меня одного. Больно. Страшно. Обидно.
Я сам просрал все. Жалел ли я об этом? Нет, не жалел.
Вышел из «Кедра» утром и поехал в уже не свою квартиру. Тихо. Окна открыты, а декабрьский ветер колышет шторы. Пустая детская кроватка, где спал мой маленький сын.
Открыл тумбочку и достал альбом с фотографиями. Теми, которые сделал Леха. Тогда я был счастлив? Не был. Все, что было до сегодняшнего дня, оказалось иллюзией. Сердце больно сжалось. Я залез под кровать и достал золотой комплект. Серьги и кулон, что купил у Яворского. Однажды я лично отдам его Насте, но это будет еще не скоро.
Приехал по адресу, который мне вручил Шаман. Вокруг девятиэтажки. Вошел в подъезд, поднялся на четвертый этаж и позвонил.
— С новосельем, Димон! — орали мои друзья.
За накрытым столом сидели Рустам и Пашка, Тихий и Громов. И я понял. Жизнь только начинается. Они рядом. Мои настоящие друзья. Моя семья.
— Чья хата?
— Твоя, — Рустам обнял меня, как когда-то в армии. — Мы ее сняли. Хозяева живы, если что.
Перед глазами, словно видения, проносились воспоминания.
Ночь «любви» с Олькой. Инга и сломанный нос. Наши посиделки у рукомойника и мое решение стать тем, кем стал. Пацаны смеялись. Коньяк лился рекой. Я прикрыл глаза и тут же увидел образ девочки. Глаза цвета «Виски». Звонкий голос.
Однажды мы встретимся. Жди, Яворская!