Читаем До третьих петухов полностью

– Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво – не хочет строить коттеджик, паразит.

Дочка заглянула в печку… А оттуда вдруг – не то плач, не то хохот.

– Ой, не могу-у!.. – стонал Иван – Не от огня помру – от смеха!..

– Чего это? – зло спросила дочка Бабы-Яги.

И Яга тоже подошла к печке.

– Чего он?

– Хохочет?..

– Чего ты, эй?

– Ой, помру от смеха! – орал Иван. – Ой, не выживу я!..

– Вот идиот-то – сказала дочка. – Чего ты?

– Да усы-то!.. Усы-то… Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь…

– Как все… А чего? – не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась.

– Да усы-то!

– Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую.

– Да тебе-то не мешают… А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь…

– А чего мужу? Куда ты гнёшь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? – вовсе встревожилась дочка.

– Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: «Чёрт те что: солдат не солдат и баба не баба». И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то ещё возьмёт да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей.

Баба-Яга и дочка призадумались.

– Ну-ка, вылазь, – велела дочь.

Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся.

– Хорошо погрелся…

– А чего ты нам советуешь? – спросила Баба-Яга. – С усами-то.

– Чего, чего… Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить.

– Да как свести-то, как?

– Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете.

– Не кинем, Ванюшка, – заговорила ласково дочь Бабы-Яги. – Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться.

Тут наш Иван пошёл тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники.

– Это не просто – заговорил он – это надо состав делать…

– Ну и делай!

– Делай, делай… А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться…

– Давай так, – заволновалась Баба-Яга, – слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца.

Иван призадумался.

– Быстрей! – заторопилась усатая дочь. – А то Горыныч войдёт.

Тут и Иван заволновался:

– Слушайте, он же войдёт и…

– Ну?

– Войдёт и с ходу сожрёт меня.

– Он может, – сказала дочь. – Чего бы такое придумать?

– Я скажу, что ты мой племянник, – нашлась Баба-Яга. – Понял?

– Давайте, – понял Иван. – Теперь так: мой состав-то не сразу действует…

– Как это? – насторожилась дочь.

– Мы его счас наведём и наложим на лицо маску… Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской…

– А обманет? – заподозрила дочь. – Мам?

– Пусть только попробует – сказала Баба-Яга, – пусть только надует: навернётся с поднебесья – мокрое место останется.

– Ну, ёлки зелёные-то?.. – опять заволновался Иван: похоже, он и хотел надуть. – Ну что за народ! В чём дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь, – нет, они начинают тут… Вы меня уважаете, нет?

– При чём тут «уважаете»? Ты говори толком…

– Нет, не могу, – продолжал Иван тараторить. – Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ? Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: «Мама, а что это у тебя?» А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: «Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами!» Легко будет ребёнку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него – с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальётся слезами и пойдёт домой… к усатой мамке…

– Хватит! – закричала дочь Бабы-Яги. – Наводи свой состав. Что тебе надо?

– Пригоршню куриного помёта, пригоршню тёплого навоза и пригоршню мягкой глины – мы накладываем на лицо такую маску…

– На всё лицо? Как же я дышать-то буду?

– Ну что за народ! – опять горько затараторил Иван. – Ну ничего невозможно…

– Ладно! – рявкнула дочь. – Спросить ничего нельзя.

– Нельзя! – тоже рявкнул Иван. – Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помёт. Маска будет с дыркой – будешь дышать. Всё.

– Слышали? – сказала Яга стражникам. – Одна нога здесь, другая в сарае! Арш!

Стражники побежали за навозом, глиной и помётом.

А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча… Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил:

– Кто это?

– Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, – сказала Яга. – Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем.

– Здравствуй, дядя Горыныч! – поздоровался Иван. – Ну, как дела?

Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал.

– Да ну что, ёлки зелёные? Что? Ну – племянник, ты же слышал! Пришёл к тёте Ёжке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить – всех детишечек пожрём, да? Папа называется!

Головы Горыныча посоветовались между собой.

– По-моему, он хамит, – сказала одна.

Вторая подумала и сказала:

– Дурак, а нервный.

А третья выразилась и вовсе кратко:

– Лангет, – сказала она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Проза / Советская классическая проза