До востребования, Париж

Лу Дуайон – дочь Джейн Биркин и Жака Дуайона. Старшие сестры – фотограф Кейт, дочь их общей с Лу мамы от композитора Джона Барри (помните музыку в первых кадрах «Джеймса Бонда»?), и Шарлотта – от знаменитого хулигана французского рока Сержа Генсбура. Третья старшая сестра, Лола – первая дочь папы (от монтажерки Ноэль Буассон). Наконец, младшая – Лили, рожденная уже после того, как Биркин и Дуайон расстались. В Средние века так считали принцесс крови, в нынешние – родословные парижской богемы. Большущая, в духе бунтарских 1960-х, семья, где на один брак два развода и никто не считает, кто от какой матери и от какого отца.

– У мамы нет любимиц, – говорит Лу, – но с каждой у нее – особые отношения. Я ей рассказывала все. Почти все – есть все-таки вещи, которыми ты ни с кем не можешь поделиться. И она от меня ничего не скрывает. Я подарила ей «блэкберри», и теперь я получаю сто сообщений в день, у меня ощущение, что я радистка. Как слышите меня? Прием.

Папа-Дуайон – типичный режиссер французского кино, настоящий деятель культуры с философским факультетом в анамнезе, из протестантской семьи, с собственным мнением по любому поводу. Однажды, включив телевизор, он попал на сериал с Лу Дуайон. «Наутро он прислал мне факс. Четыре страницы: кое-что понравилось, но есть и недостатки, такие, такие и еще вот такие. Такой вот он у меня зануда. Когда я посылала ему в детстве открытки, он исправлял в них грамматические ошибки».

В школе у Лу были прекрасные шелковистые волосы. Все пели хором: «Какие прекрасные у вашей девочки волосы», и так продолжалось до тех пор, пока однажды папа не взял ножницы и не срезал их со словами: «Пусть же они теперь увидят, какое у тебя красивое лицо!» В нем бурлил педагогический талант.

Лу Дуайон сыграла у него молодую бунтарку в Trop (peu) d’amour («Слишком (мало) любви»). Она и в жизни была такая, заплетала дреды, носила гвоздик в языке и шлепала босиком по улицам, чтобы досадить буржуазному кварталу, в котором жила. Она готова была на горе всем буржуям сжечь свою жизнь с двух концов, как ее любимый крестный и бывший муж ее мамы Серж Генсбур. Пока вдруг не сообразила, что ее мятеж великолепно вписывается в систему буржуазных ценностей, где полагается ходить босиком и курить косячки в клубах, прежде чем надеть меховое манто и выгуливать детей на газонах эспланады Дома инвалидов.

В 14 лет мама подарила ей собаку. Когда ее сверстницы сходили с ума в дискотеках, она должна была приходить домой – «каждый вечер, чтобы с ней погулять». Лучше иметь кого-то, за кого отвечаешь, чем не иметь, считает Дуайон. «С 14 лет до 19 я работала, а в 19 родился сын. Я не знала той свободы, которая есть у всех двадцатилетних. Я не жалею об этом, но это так».

Ночи она проводит дома, а не ездит с кем-нибудь по клубам: «Не вижу кандидата. Я очень разочарована в моем поколении. Да и времени нет». В конце концов, если 85 процентов молодых людей ее возраста сутки напролет как подорванные скачут по клубам, почему бы, всем наперекор, не посидеть дома с ребенком?

Парижанки знамениты своим умением экономить на распродажах. Лу Дуайон здесь пасует, ее покупки всегда импульсивны. Увидеть витрину из окна автобуса – стоп машина, я хочу это платье немедленно! В общем, вожатый удивился, трамвай остановился. Но с модой Лу не спорит. И не понимает людей, которые моду презирают. Папина дочка, она защищает не идею роскоши как таковой, а идею человеческой коммуникации: «Ваша одежда – это первое, что вы говорите о себе незнакомым людям. Как иначе вы определите при первой встрече идиота без чувства вкуса, от которого надо держаться подальше?»

Однажды она даже сделала для британской марки целую джинсовую коллекцию. Во-первых, она дочь джинсового поколения и помнит, как к родителям приходили гости и она играла под столом, глядя на тридцать пар джинсовых ног. Во-вторых, не зря же она любила кино и профессионально училась рисунку. Она вспомнила двух британских комиков, два бессмертных образа, знакомых всем: трогательное щегольство чаплинских обносок в «Малыше» и «Огнях большого города» и нахальный прикид Джека Даукинса по имени Артфул Доджер из «Оливера Твиста».

Она предложила особый стиль – узкие, как будто бы немного с чужого плеча, но очень породистые вещи. Джинсы она натянула выше пояса, чтобы они больше не висели на бедрах. Рубашки она выпустила из рукавов жакетов и подняла воротник на шее: «Старалась, чтобы было секси. А что самое важное у женщин – если уж ниже пояса, – длинные ноги и круглая попа. Все остальное – приложится».

У нее вполне мужской взгляд – быть может, весьма плодотворный подход к женской моде: «Мне писали письма: в ваших джинсах у меня такая красивая задница! Спасибо вам, спасибо за это! Девушки на самом деле более внимательны к своей заднице, чем мужчины».