Все началось с благодарственного письма. Через пару дней после концерта я сказала Уиллу, что надо бы поблагодарить его друга-скрипача.
– Я купила симпатичную открытку по дороге на работу, – сообщила я. – Продиктуйте, что хотите написать. Я даже захватила свою лучшую ручку.
– Не стоит, – ответил Уилл.
– Что?
– Что слышали.
– Не стоит? Этот человек предоставил нам передние места для почетных гостей. Вы сами сказали, что концерт был потрясающим. Самое меньшее, что вы можете сделать, – поблагодарить его.
Выпяченная челюсть Уилла не двигалась.
Я отложила ручку.
– Вероятно, вы привыкли, что люди оказывают вам услуги, и не чувствуете потребности их благодарить?
– Вы понятия не имеете, Кларк, насколько раздражает, когда за тебя пишет кто-то другой. Фраза «написано от имени»… унизительна.
– Неужели? И все же это лучше, чем большое жирное ничего, – проворчала я. – Лично я в любом случае собираюсь его поблагодарить. Я не стану упоминать вашего имени, если вы действительно намерены вести себя как эгоистичная задница.
Я написала открытку и отправила по почте. Больше я об этом не заговаривала. Но в тот вечер слова Уилла продолжали звучать у меня в голове. Я машинально забрела в библиотеку, села за свободный компьютер и подключилась к Интернету. Я надеялась найти устройство, с помощью которого Уилл мог бы писать самостоятельно. Через час я нашла целых три: программу, распознающую речь, программу, реагирующую на моргание, и упомянутое сестрой устройство для стука, которое Уилл мог носить на голове.
Как я и предполагала, он презрительно фыркнул, услышав о налобном устройстве, но признал, что программа распознавания речи может оказаться полезна, и всего за неделю мы сумели при помощи Натана установить ее на компьютер. Мы приделали компьютерный столик к инвалидному креслу, и Уиллу больше не нужно было просить кого-то печатать. Поначалу он немного смущался, но когда я предложила начинать словами: «Запишите, мисс Кларк», ему удалось с этим справиться.
Даже миссис Трейнор не могла ни на что пожаловаться.
– Если вы найдете еще какое-нибудь оборудование, которое может оказаться полезным, – произнесла она, поджав губы, как будто искала подвох, – дайте нам знать.
Она с подозрением разглядывала Уилла, словно он собирался выломать компьютер челюстью.
Спустя три дня, когда я вышла из дома на работу, почтальон протянул мне письмо. Я вскрыла его в автобусе, полагая, будто это ранняя поздравительная открытка от какого-нибудь дальнего родственника. В конверте лежала компьютерная распечатка:
Дорогая Кларк!
Пишу это письмо, чтобы доказать вам, что я не такая уж
эгоистичная задница. И я ценю ваши усилия.
Спасибо.
Уилл
Я смеялась так громко, что водитель спросил, не выиграла ли я в лотерею.
Я много лет провела в каморке, храня одежду в коридорном шкафу, и теперь комната Трины казалась мне королевскими покоями. В первый вечер я, раскинув руки, закружилась в ней, наслаждаясь тем фактом, что не могу коснуться обеих стен одновременно. Я сходила в хозяйственный магазин и приобрела краску и новые жалюзи, а также новую прикроватную лампу и несколько полок, которые собрала сама. Не то чтобы я была мастер на все руки, – наверное, мне просто стало интересно, получится ли у меня.
Я приступила к ремонту, по часу крася стены после возвращения с работы, и к концу недели даже папе пришлось признать, что я отлично поработала. Он проверил, как я прокрасила стыки, пощупал жалюзи, которые я повесила сама, и положил руку мне на плечо:
– Молодец, Лу.
Я купила новое пуховое одеяло, покрывало и несколько огромных подушек – на случай если кто-нибудь заглянет в гости и пожелает расслабиться. Никто, впрочем, не заглядывал. Календарь переехал на новую дверь. Его никто не видел, кроме меня. Впрочем, никто бы и не понял, что́ он значит.
Мне стало немного не по себе, когда мы поставили раскладушку Томаса рядом с кроватью Трины в каморке, заняв все свободное место, но я рассудила, что они больше не живут здесь. А в каморке будут только спать. Нет смысла держать просторную комнату пустой ради выходных.
Я ходила на работу каждый день, пытаясь придумать, куда съездить с Уиллом. Далеко идущих планов я не строила. Просто старалась поддерживать его в хорошей форме и почаще радовать. Некоторые дни – дни, когда у него горели руки и ноги или когда он подцепил инфекцию и лежал в кровати, несчастный и беспокойный, – были тяжелее других. Но в хорошие дни мне несколько раз удалось вытащить его под весеннее солнце. Теперь я знала, что Уилл особенно ненавидит жалость незнакомцев, и потому возила его в красивые местечки, где мы около часа проводили наедине. Я устраивала пикники, и мы садились на краю какого-нибудь луга, наслаждаясь ветерком и отсутствием крыши и стен.
– Мой парень хочет с вами познакомиться, – сообщила я однажды днем, отламывая Уиллу кусочки сэндвича с сыром и соленьями.