– И никогда не делает такого, что вам не по вкусу?
– У меня может случиться приступ клаустрофобии. Татуировка может мне не понравиться.
– Тогда сведете ее лазером, вот и все.
Я посмотрела на Уилла в зеркало заднего вида. Его глаза искрились весельем.
– Ну же, – сказал он. – Что бы вы предпочли?
– Не знаю, – невольно улыбнулась я. – Но точно не змею. И не чье-либо имя.
– И конечно, не сердце с надписью «Мама».
– Обещаете не смеяться?
– Не могу, сами знаете. О боже, только не говорите, что хотите наколоть пословицу на санскрите или что-нибудь в этом роде. «Что меня не убивает – делает меня сильнее».
– Нет. Я хочу пчелу. Маленькую черно-желтую пчелку. Я люблю их.
Уилл кивнул, словно мое желание было совершенно разумным.
– И где вы хотели бы ее наколоть? Или это неприличный вопрос?
– На плече? – пожала плечами я. – На бедре?
– Остановите машину, – сказал он.
– Что случилось? Вам плохо?
– Просто остановитесь. Вон там есть свободное место. Вон там, слева.
Я затормозила у обочины и обернулась на Уилла.
– Идем, – сказал он. – У нас нет других планов на сегодня.
– Куда?
– В салон татуировок.
– Ну да, – засмеялась я, – конечно.
– Почему нет?
– Вы и правда глотали, а не сплевывали.
– Вы не ответили на мой вопрос.
Я повернулась и посмотрела на Уилла. Он был совершенно серьезен.
– Я не могу взять и сделать татуировку. Это не так просто.
– Почему?
– Потому что…
– Потому что ваш парень против. Потому что вы до сих пор хотите быть хорошей девочкой, даже в двадцать семь лет. Потому что это слишком страшно. Идем, Кларк. Поживите хоть немного полной жизнью. Что вас останавливает?
Я взглянула через дорогу на фасад татуировочного салона. На грязноватом окне сияло большое неоновое сердце и висели фотографии Анжелины Джоли и Микки Рурка в рамках.
– Ладно, – ворвался в мои расчеты голос Уилла. – Я тоже сделаю, если вы сделаете.
Я повернулась к нему:
– Вы сделаете татуировку?
– Если это убедит вас хоть раз в жизни вылезти из своей скорлупы.
Я выключила мотор. Мы сидели и слушали, как он щелкает, остывая, как глухо ворчат машины, выстроившиеся на дороге рядом с нами.
– Это почти на всю жизнь.
– Не почти, а совсем.
– Патрик будет вне себя.
– Это вы уже говорили.
– И мы наверняка подхватим гепатит от грязных иголок. И умрем медленной, ужасной, мучительной смертью. – Я снова повернулась к Уиллу. – Вряд ли они смогут сделать татуировку сейчас. Я имею в виду, прямо сейчас.
– Не исключено. Но, быть может, зайдем и проверим?
Через два часа мы вышли из салона. Я потратила восемьдесят фунтов, и на бедро мне налепили хирургический пластырь, под которым еще сохли чернила. Художник сказал, что татуировка относительно маленькая, а значит, ее можно набить и раскрасить за один визит. Так я и сделала. Готово. Я татуирована. Или, как, несомненно, скажет Патрик, изуродована на всю жизнь. Под белым лоскутом сидела пухлая маленькая пчелка, которую я выбрала из глянцевого каталога рисунков, предложенного нам мастером. От возбуждения я была на грани истерики. Все время отгибала краешек пластыря, чтобы посмотреть, пока Уилл не велел прекратить, если я не хочу смазать рисунок.
Как ни странно, в салоне Уилл расслабился и выглядел счастливым. Никто на него не глазел. Сотрудники салона сказали, что уже работали с квадриплегиками, и потому обращались с ним непринужденно. Они удивились, когда Уилл сообщил, что может чувствовать иглу. Шесть недель назад они закончили раскрашивать параплегика, который пожелал иллюзию механической ноги.
Татуировщик с болтом в ухе отвел Уилла в соседнюю комнату и при помощи моего мастера уложил на специальный стол, так что я видела через открытую дверь только голени и ступни. Я слышала, как мужчины переговариваются и смеются под гудение татуировочной машинки, и едкий запах антисептика резал мне ноздри.
Когда игла впилась в кожу, я закусила губу, полная решимости не завизжать при Уилле. Я все время думала, что́ он делает в соседней комнате, пыталась подслушать разговор, гадала, какую наколку он выбрал. Когда моя татуировка была готова, он выехал, но свою показать отказался. Я подозревала, что она имеет отношение к Алисии.
– Вы ужасно дурно на меня влияете, Уилл Трейнор, – сказала я, открывая дверцу машины. Спуская пандус, я не переставала ухмыляться.
– Покажите.
Я огляделась, повернулась и отогнула пластырь.
– Отлично. Мне нравится ваша пчелка. Правда.
– Теперь мне придется в присутствии родителей до конца своих дней носить брюки с завышенной талией. – Я помогла Уиллу направить кресло на пандус и подняла его. – Кстати, если ваша мама узнает, что вы тоже сделали татуировку…
– Я скажу ей, что меня сбила с пути девчонка из трущоб.
– Ну ладно, Трейнор, покажите свою.
– Вам придется поменять мне повязку, когда мы вернемся домой. – Он с полуулыбкой пристально посмотрел на меня.
– Угу. Можно подумать, я ничего подобного не делала. Мы никуда отсюда не уедем, пока не покажете.
– Тогда приподнимите рубашку. Справа. Справа от вас.