До встречи в Бомбее

Она была важна. Об этом говорили написанные им же слова. И еще он чувствовал это. Закрыв глаза, он силился вспомнить, кто она такая, кем ему приходится, но нет, ничего, совсем ничего не приходило в голову. От усилий и отчаяния он так сжал ручку, что она едва не сломалась, но это не помогало. Вместо воспоминаний о прошедших десятилетиях была чернота. Жуткая пустота, которая простиралась на прошлое до того момента, когда он, будучи еще молодым, впервые стал пациентом другой больницы, солдатом в голубой больничной пижаме. Тогда он писал в записных книжках. Это он вспомнил. Он видел их на полке своей комнаты, будто оставил их там только вчера. Неужели тогда он тоже охотился за воспоминаниями? Он подумал, что так оно и было. В конце концов он сжег те записные книжки — они с Арнольдом (кто такой Арнольд?) предали их огню и подняли за это по стакану виски.

Что случилось с Арнольдом?

Этого он не знал.

И кем, кем же была Мэдди?

Дрожа и чувствуя себя отвратительно от потери всякой ориентации, он бросил ручку на блокнот и отпихнул его от себя.

— Очередное письмо? — поинтересовалась одна из медсестер — молодая женщина с веснушками и тихим голосом. Она посмотрела ему через плечо и, прочитав написанное, улыбнулась так грустно, что это даже нельзя было назвать улыбкой.

— Кто такая Мэдди? — спросил он у медсестры, поразившись твердости своего голоса. Ведь чувствовал он себя вовсе не так уверенно.

Она не ответила. Только закусила губу, будто решая, сказать или нет.

— Пожалуйста, — попросил он.

— Она была вашей женой, — медленно ответила медсестра. Он понял, что она не знает, следовало ей говорить это или нет.

— Была? — переспросил он.

Но больше медсестра ничего не сказала. Она сложила его письмо и убрала в карман фартука, отказываясь сообщить ему самые простые вещи: что случилось с женщиной, которая, как выяснилось, была его женой, и давно ли он находится в этом странном месте.

— Вы должны мне сказать, — принялся настаивать он. И, к его стыду, голос снова дрогнул.

— Вы опять запаникуете, — успокаивающе ответила она.

— Что значит «опять»? — спросил он.

— Не думайте об этом. Эмма придет с минуты на минуту.

— Эмма? — у него заколотилось сердце. «Кто такая Эмма?»

— Да, — сказала медсестра, — Эмма Литтон. Ваша добрая, хорошая подруга. Подождите немного. Она вам всё объяснит.

Глава 30

Бомбей, 1921 год

В ту ночь Мэдди не вернулась на виллу Гая. Они с Люком, тяжело дыша, прижались друг к другу: его голова к ее шее, ее щека к его волосам — «ты правда здесь», а потом, взявшись за руки и сцепив пальцы, медленно пошли вниз, к пляжу. На эти безмолвные белые пески Люк привел ее на первое свидание, и здесь же она горевала по нему каждый Новый год.

— Мне так тяжело думать, сколько тебе пришлось испытать, — вздохнул он, привлекая ее к себе.

— Со мной был Питер, — улыбнулась она.

— Лучше бы и ему не приходилось, — ответил он.

Им обоим хотелось того же.

Они просидели под пальмами до самого рассвета, не выпуская друг друга из объятий. Мэдди понимала, что ей нельзя дольше оставаться, что Гай встревожится, если проснется и не обнаружит ее дома, но ее обнимал Люк, она чувствовала его дыхание, и ничто, даже обида Гая, не заставило бы ее уйти.

Они говорили о многом. Он просил ее рассказать об Айрис.

— Каждую мелочь, — сказал он. — Я хочу знать все. Ничего не пропускай.

— Это займет время, — предупредила Мэдди.

— Время у меня есть, — заверил ее Люк. — Какой она была во младенчестве? Она хорошо спала?

— Не спала месяцами, — ответила Мэдди и продолжила рассказ, стараясь выудить из памяти всё, что могла: первые шаги Айрис, первые слова, то, от чего она заливалась смехом, и то, от чего она плакала, то, что она ела охотно и от чего отказывалась — словом, всё. Взгляд Люка был прикован к лицу Мэдди. И она смотрела только в его глаза — голодные, нетерпеливые и ненасытные.

— Я люблю ее, — сказал он. — Я никогда с ней не встречался, но всегда любил. Очень.

— И она полюбит тебя. Так же сильно.

— Она испугалась меня. Побежала к Гаю, — Люк постарался, чтобы его голос прозвучал ровно, но Мэдди все равно заметила, насколько это его задело.

Как это отвратительно, как несправедливо.

— Ей всего шесть, — постаралась объяснить Мэдди, — и настроение ей испортили еще до того, как ты пришел. Праздник получился ужасный, — она коснулась лица Люка, стараясь немного успокоить его; тепло его кожи по-прежнему казалась ей нереальной, — и повторила: — Она тебя полюбит.

— Я купил ей набор доктора, — сообщил Люк. — Мама мне подсказала…

— Надо поблагодарить Господа за твою маму, — просияла Мэдди. — Хватит уже кукол.

Она расспросила Люка, как отреагировали родители, когда узнали, что он жив, и он рассказал ей, как удивил их, явившись домой в воскресенье тремя неделями раньше.

— Любишь ты сюрпризы! — хмыкнула Мэдди.