До встречи в раю

Но с Цуладзе сеанс не удался. Сохраняя позу истукана, он гадко ухмылялся и, судя по всему, не собирался отправляться в гипнотические дали.

- Что вас беспокоит?н через некоторое время спросил Иосиф Георгиевич. Мне сказали, что вы мечетесь, ходите взад-вперед, будто не можете найти себе место.

- Здесь, доктор, действительно нет мне места. Мое место... далеко отсюда. И роль предначертана иная, а не та, что мне навязываете: валяться на кровати в вашей лечебнице. Вы маленький узурпатор, в ваших руках жизни и судьбы, а мы, несчастные, безгласны, но не безглазы.

- Оставим это,- как можно мягче попросил доктор, усмехнувшись про себя: "Еще один мессия".

- Оставим,- согласился Автандил.

- У вас не бывает смутных ощущений, позывов совершить нечто ужасное? Скажем, давным-давно вы пережили что-то тяжелое, отвратительное, гадкое. И вот спустя годы у вас появляется навязчивое желание повторить это, сотворить нечто нехорошее, страшное, преступное, и вы сознаете, что для вас это привлекательно...

- Есть такое,- сразу же сознался Автандил.

- И какое же? - спросил Шрамм дружелюбно и заинтересованно. Не таитесь, я доктор, я все пойму, именно во мне вы найдете сочувствующего...

- Мне хочется снять с вас золотые очки и раздавить их своим солдатским ботинком.

- За что?! - поразился доктор.

- За то, что после встречи с вами меня рвало. Вы мне прописали какую-то гадость... Кстати, ботинки, которые мне выдали, тоже не нравятся. Их уже носил солдат из соседнего полка. Я это точно знаю. Он умер, а ботинки мне достались. Вы, наверное, хотите, чтобы он приходил ко мне по ночам и требовал вернуть их обратно?

- Фу, что вы понапридумали! - сказал с укором доктор. Конечно, они не совсем новые, но не с мертвого же. Я бы вам дал другие, уважаемый Автандил, но у меня нет. Честное слово. Такие трудности со снабжением, если б вы только знали... Ради Бога, успокойтесь! Я просто выразил взгляды одного ученого, которые в общем-то мне близки. С вами я тоже согласен. Жизнь человека, как говорил один философ, все время болтается между тревогой и скукой.

- Идеалов нет! - запальчиво выплеснул Цуладзе. Отсутствие идеалов - вот идеал. Смысла жизни тоже нет. Его смысл - в отсутствии смысла. Все отрицает все. Это закон. Хотя законы тоже не нужны. Это хоть вам понятно? У вас, черт побери, высшее образование! А вы лепечете, как младенец. Что-то там вычитали...

- Ну а теперь послушайте меня. Шрамм подался вперед, на губах его появилась саркастическая улыбка. Он стал говорить, словно отвешивать каждое слово. Вы умрете в этих стенах. С возрастом ваша болезнь - паранойяльная шизофрения - будет прогрессировать. Вы сможете не без любопытства наблюдать у себя учащение аффективно-бредовых приступов, не менее интересны будут чередующиеся галлюцинации. Все более вы будете уходить, замыкаться в своем иллюзорном мире, в котором будете считать себя непризнанным гением, полководцем, а может, вождем индейцев...

Вдруг Автандил, слушавший молча, оскалил зубы, подскочил, будто подброшенный пружиной, молниеносно сорвал с докторского носа очки, потряс ими в воздухе, швырнул на пол и тут же с хрустом раздавил.

Иосиф Георгиевич закричал, как раненое животное, замахал руками, но Автандил уже стоял счастливым истуканом, со скрещенными на груди руками. Доктор хватал ртом воздух, не находя слов от ярости, больной же, откланявшись, ретировался в коридор.

На шум прибежала Аделаида Оскаровна с расширенными от ужаса глазами. Ее взору предстал задыхающийся от гнева доктор, он держал расплющенные очки, напоминавшие маленький сломанный велосипедик.

- В смирительную рубашку мерзавца! На сутки! И атропину ему в задницу! Или лучше пирогеналу - тысячу МПД!

Аделаида с трепетом выслушала этот крик, против обыкновения ничего не уточнила, выскочила из кабинета, коря себя за то, что оставила доктора наедине с больным. Через минуту появились дюжие санитары - братья Иван и Степан.

- Вязать, вязать его! - крикнул доктор, подслеповато щурясь. Без очков он сильно смахивал на вождя революции Л. Д. Троцкого.

Братья кивнули чугунными подбородками и, засучивая рукава, радостно бросились за медсестрой.

Потом пришел врач Житейский, привел больного с полными карманами осколков стекла. Содержимое высыпали на стол, больного заставили покаяться. Иосиф Георгиевич выразил недовольство по поводу плохого контроля за территорией. Потом он поинтересовался перлюстрацией писем.

- Читаю регулярно. Письмо Кошкина пришлось изъять.

- Жалуется на условия?

- Наоборот: себя обвиняет во всех грехах.

- Кошку в детстве повесил? - спросил доктор Шрамм.

- Нет. Что-то из области изначальной своей греховности.

- Пусть пишут. Все равно почта не работает,- заметил Иосиф Георгиевич. Пусть, пока бумага не кончится.