В своих шестьдесят лет Кара-Огай чувствовал себя как никогда сильным и уверенным. А к нытью русской любовницы относился примерно как к назойливому писку комара. Его возраст имел прекрасные преимущества: он знал, как обращаться со слабым полом. Люське этого не понять. Ей хочется разъезжать по городу в белой красавице машине. Чего ездить, куда? На посмешище всему народу: вон, скажут, любовница старого дурака Огая покатила... В столице ей делать нечего. Подруг пусть сюда приглашает. Пусти ее в Россию к маме, дочку хочет увидеть. Уедет, а там... Мало ли что может случиться! Скажет ей старая дура: сиди, не езжай никуда, мы тебе тут мужика найдем, зачем тебе азиат? Ведь так и скажет, старуха чертова... Надо денег ей переслать, пусть лопнет от радости!.. Эти женщины, как куры: один глаз в одну сторону смотрит, второй - в другую, а общую картину ни черта перед собой не видят...
Кара-Огай ехал не просто на встречу, а на праздник, который он приказал устроить по поводу полного освобождения города от фундаменталистов. Сегодня вечером в пригородном колхозе, которому уже присвоили его, Кара-Огая, имя, соберутся все командиры и самые лучшие боевики. Дома он оставил младшего брата Казика, хотя тот очень просил взять его с собой. "Пусть присматривает за цветочком. Еще надо заслужить свое место среди героев".
А перед воротами поставил зека Сирегу. Надежный парень, свой, уже успел отличиться. Ему и трофей в награду распределили - почти новые "Жигули", шестерку. Лидер решил приблизить его. К людям, имевшим тюремное прошлое, у него было неровное отношение.
Они проехали к зданию клуба, на котором еще сохранились коммунистические лозунги, объехали памятник Ленину, остановились у входа. Человек десять вышли встречать его.
Потом все было именно так, как и представлял себе Лидер: долгие речи, аплодисменты, тосты, восславления его, Кара-Огая, полководческого, политического таланта, щедрого сердца, открытой души, зоркого глаза и твердой руки.
Вдруг у него защемило сердце, он вышел на улицу. Со стороны города донесся едва различимый отзвук взрыва, будто дальняя гроза за горизонтом. Но никакой грозы, конечно, быть не могло. "Пацаны, что ли, хулиганят с гранатами? - подумал Кара-Огай. Слишком много оружия бродит по рукам. Раздать легко, отобрать трудно..."
"Поеду домой",- неожиданно решил Кара-Огай.
При подъезде к городу он увидел зарево, отблески которого окрашивали редкие тучки на небе. Кара-Огая поразила эта картина, хотя в последнее время немало повидал страшных пожарищ. "Беда",- понял он, буквально нутром ощутив холодный ужас.
- Гони! - крикнул он водителю, и тот молча, ничего не спрашивая, выжал педаль до отказа.
В той стороне был его дом.
Не дожидаясь, пока машина остановится, он выскочил, безотчетным движением вытащил из кобуры пистолет. Ворота были распахнуты, в ярчайшем свете огня метались человеческие тени... Не помня себя, Кара-Огай бросился к дому н огненному монстру, в который превратилось его жилище. Он не ощутил жара, почувствовал, как затрещали волосы на бороде. Кто-то оттащил его.
- Где Люся? Люся! Где она, кто знает, скажите!
Он хватал за грудки людей, которые суетились с ведрами. Но никто не отвечал. Кара-Огай тряс пистолетом, ходил вокруг дома и кричал, стонал, как умирающий, никому не нужный вожак стаи...
- Где пожарные машины? - кричал он осевшим, чужим голосом, забыв, что их давно сожгли на городской демонстрации, когда на колонну его сторонников пустили мощные струи из водометов.
Сколько они тушили - никто уже не скажет. Время останавливается, когда начинают ход стрелки человеческого горя. Дымный воздух стал рассеиваться вместе с забрезжившим рассветом. На том месте, где у них была зимняя кухня, почерневший Огай и нашел свою страшную находку. Обугленное тельце, на остатках пальцев едва различимы три кольца с тремя разными камнями н алмазом, изумрудом и рубином, которые он подарил Люсе.
- Уходите, уходите все,- не поворачиваясь, глухо сказал он людям, стоявшим за его спиной.
Они безмолвно подчинились. И тут он некстати подумал, что если б не выехал на "мерседесе" - и он бы сгорел. Кара-Огай еще раз пристально посмотрел на то, что осталось от Люси, вздохнул, обошел вокруг дома. "За что такие испытания?" - горько подумал он, в одночасье вспомнив и голодное детство, и лагеря, и жестокие драки, и тупую, бессмысленную работу в чайхане... Он вышел на улицу и увидел двоих.
- Брат, прости, я не виноват!
Кара-Огай потемнел лицом.
- Пошел прочь, негодяй! Ты мне не брат! Как ты допустил, что эти скоты подложили в мой дом бомбу? Почему ты не умер?
- Я уходил... Казик опустил голову. Но не надолго! Вот он оставался. Ты у него спроси!
Сирега бухнулся в ноги Кара-Огаю.
- Не виноват я, Кара-Огай! Клянусь матерью! Здесь стоял! А потом как рванет! Я ворота открыл, а там что-то страшное! Не подойти... Я кричать стал, людей звать, боевики из штаба приехали, тушить стали... А потом вы приехали...
- Ты врешь, шакал! - Кара-Огай с силой пнул Сирегу ногой, тот упал в грязь. Ты бросил ее! Ты сам взорвал дом вместе с фундаменталами.