До встречи в раю

— Мне нужен не так он, как его новые дружки.

— А вы кто? — равнодушно спросил Юра.

— Я бывший зэк, а теперь боевик Национального фронта, — исчерпывающе ответил Сирега и назвал свое имя.

Почему-то ему не захотелось темнить перед человеком, у которого, видать, умирала душа. Юрка сел, свесив худые ноги вниз, и уже с любопытством глянул на Сирегу.

— Отомстить хочешь… — Он понимающе кивнул. — Я знаю их. Оба в наколках, один — дылда, второй — маленький и гнусненький, тоже законченный подлец. Приходили, рыскали по больнице, продукты унесли… Я Машеньку от них прятал. А гадина Шрамм сам водил их по больнице и показывал, где что можно своровать.

— Где найти доктора? — нетерпеливо спросил Сирега.

— Где он живет, я знаю. Но вряд ли ты его найдешь там.

— Пошли, покажешь!

— Пошли, — быстро согласился Юрка. — Только давай сначала кашки с моими больными поклюем. Со вчерашнего дня ничего не ел.

Сирега согласился: подкрепиться надо. Они съели по большой тарелке перловки и запили бледным чаем без сахара.

…В квартире Шрамма, видно, никого не было: на стук не отвечали.

— А женка его где? — шепотом спросил Сирега.

— Сгорела, — так же тихо ответил Юра.

— Как это сгорела?

— Как спичка… Сбежала от него к вашему Кара-Огаю. А потом случился пожар в доме, и она сгорела. Разве не слышал?

— А-а, — протянул Сирега. — Так это, значит, она…

— Вспомнил?

— Да, видел как-то, — не стал уточнять Сирега.

Они спустились во двор. Сирега закинул автомат за спину и, поплевав на ладони, по кирпичным выступам и трубам полез на второй этаж, через форточку открыл лоджию и затем уже проник в квартиру типового проекта, в которой до недавнего времени сносно проживала семья Шраммов.

Обе комнаты хранили следы пьяного разгула. На прожженном в нескольких местах ковре валялись окурки, пустые бутылки, консервные банки, газеты в ржавых пятнах. Повсюду попадались на глаза стаканы со следами губной помады.

— Развратничал, оказывается, старикашка, — оценил обстановку Сирега. — Недаром Люська от тебя удрала…

Он прошел в коридор и открыл дверь Юрке. Тот несмело вошел, шепотом поинтересовался:

— А что будет дальше?

— Дальше будет засада.

И Сирега изложил свой план: затаиться в квартире, не шуметь, свет не включать, ждать прихода хозяина — одного или с дружками. Спать по очереди…

— Ты, конечно, можешь отказаться. Но я вижу, и у тебя есть с ними свои счеты…

— Хорошо, я остаюсь, — согласился Юра. — Но что ты будешь делать, если придут все трое? Они, наверное, с автоматами?

— Разберемся, — успокоил Сирега. — Вскрытие покажет…

— Я бы не хотел, чтобы ты стрелял. Ведь жизнь нам дается от Бога. И никто не имеет права лишать человека его жизни.

— Это ты все правильно излагаешь… А вот одна моя знакомая девушка, прежде чем нажать на курок, говорила: «!» Потому что она хотела попасть туда позже тех, с кем она мило перестреливалась.

— И где сейчас эта девушка? — спросил Юрка.

Сирега помрачнел.

— Ее убили. Она умерла на моих руках. Всю жизнь она была одинокой и никому не нужной.

— Вот видишь… И все-таки постарайся без стрельбы, — еще раз попросил Юра.

— Ты, я вижу, как баптист. У меня покойная бабка тоже была благоверная… — Сирега помолчал и добавил: — Ну ладно, постараюсь. Только ради тебя.

— И ради нее, — сказал Юрка и с уже неизлечимой болью вспомнил о Маше.

«Хороший парень, — подумал Сирега, — хоть и из породы хлюпиков. Смешной такой. Наверное, ему хорошо доставалось от пацанов в детстве…» И умудренный арестант Сирега вдруг попытался представить Юрку в их крытой. Вот кого бы замордовали в первую очередь. Хотя, может, как раз и наоборот. Есть на зонах такие люди из хилой породы, с невероятной просветленной душой. За решетку они попадают чаще волею случая, и неволя странным образом влияет на них, очищая, возвышая над окружающим зловонным тюремным болотом.

Юрка вдруг спросил:

— Сирега, а за что ты в тюрьме сидел?

Былой арестант убежденно ответил:

— Разбойник я! Дрался, хулиганил, по пьянке у гражданина мотоцикл отобрал, а когда вязали меня, у двух ментов почему-то челюсти хрустнули.

— А не жалко было их?

— Кого — ментов? Ну ты уморил! Чего их жалеть? Они мне потом три ребра с каждой стороны сломали и морду в арбуз превратили.

И Сирега, не очень-то откровенничающий о своем недавнем тюремном прошлом, стал вспоминать то, что уже торопливо спряталось в глубинке памяти и о чем никогда не стал бы откровенничать в камере. Видно, не случайно была их встреча, раз появилась тайная доверительность. Он рассказал о первой своей девчонке, с которой слюбились они в тесной комнатушке общаги. О том, как глубокой ночью глотал слезы после оглашения приговора — шесть лет тюрьмы.