— У девушек просто удивительная интуиция, они замечают все, кроме очевидных вещей, — Алик улыбнулся и подвинулся ко мне.
Лондон 1876 год
Алик
Чертова осень, дожди смывают все следы жизни. Я сидел возле окна в своем маленьком доме на окраине Лондона. На улице было темно, большая стрелка деревянных часов, висевших сбоку, уже перекатывалась за полночь. Изредка проносились повозки, и стук копыт по лужам, мне кажется, мог разбудить пол квартала. В камине догорали последние дровишки, искры которых летели в мою сторону. Шел дождь. Капли стекали по мутному стеклу, напоминая о том, как все можно просто вычеркнуть, смыть и растоптать в этом бренном мире.
На углу одной из построек, неожиданно появились две фигуры. Женщина с маленькой девочкой лет семи. Они торопливо бежали, наивно прикрываясь зонтиком. Их платья были вымочены до нитки. Я пристально наблюдал. Что в такое позднее время делает женщина с ребенком на улице? У меня даже проблеснула мысль выйти и помочь, но тут из-за угла вышел священник.
— Спаси мою дочь… — прошептала дама, ее рука обмякла и скатилась вниз, глаза потеряли блеск. Я услышал, как ее сердце останавливалось. Три… Два… Один.
Меня охватила ярость. Как он мог так поступить. Я огляделся, на животе женщины ножевые раны, все ее платье в темной крови. Я решил, что найду этого ублюдка. Выхватил из руки женщины шелковый платок и принюхался. Видимо, он принадлежал девочке. Пахло творогом и карамелью.
Спустя пол часа тучи рассеялись, и полная луна осветила дорогу.
Не теряя ни минуты, я выломал входную дверь, которая с треском полетела на землю, и ворвался внутрь. Этот козел взял в руки острый клинок и уже хотел наброситься на меня. Знал бы несчастный, что я сильнее и быстрее обычного человека. Мои глаза наполнились красным, а клыки оголились, как раз я давно не ел. Ударил паршивца по лицу кулаком, его зрачки были расширены, только теперь я подметил странный дурманящий запах каких-то жженых трав, и это был не ладан. Он пошатнулся, замахнулся на меня, но я успел выхватить нож, оказался за его спиной и вонзил в неё лезвие. По рясе потекла кровь, разорвав ткань, я увидел татуированное тело, странные руны, на его шее висел какой-то символ, как тот, что нарисован на полу.
— Вы пришли меня спасти? — вымолвила она шепотом, опуская глаза.
— Да, малышка, все будет хорошо, — я принялся развязывать веревки, перетягивавшие ее маленькие ручки.
— А дядя сказал, что все будет плохо, он трогал меня… даже там… — девочка посмотрела на свои ноги. Мое сердце сжалось. Каким бы плохим я ни был, но трогать детей… — и угрожал, что если я закричу — убьет, — девочка заплакала.
— Я наказал дядю, чтобы он больше так не делал. Видишь, дядя плохой, он лежит на полу, лучше скажи, как тебя зовут?
— Камилла, — произнесла она, обняв меня, — спасибо, вы — хороший дядя.