До захода солнца (ЛП)

Совсем не несущественное правило, которое он нарушил.

Он нарушил его, чтобы заполучить меня.

Пожалуйста, скажи мне, что этого было не так.

Я промолчала.

Этьен продолжал.

— Вампиры не живут со своими наложницами. Они не целуются с ними на Пирах. Он явно трахает тебя, и делал все с тобой, что хотел, черт возьми, делал до получения разрешения Совета. Они не отнесутся к этому по-доброму.

Я сжала губы и кивнула, чтобы он понял, что я его услышала.

Он продолжал.

— Умышленно или случайно, это заставило других вампиров усомниться в этом законе. Мы, — он махнул рукой, указывая на Марчелло, Катрину и Нестора, — приветствуем это. Потому что это означает войну. И мы готовы.

Хорошо. Понятно.

Хотя это было совсем нехорошо.

Совсем совсем нехорошо!

— Это было так давно, — прошептал Этьен. — Вампиры охотились. Кормились. Бессмертные должны править этой планетой, а не подчиняться каким-то правилам.

Я боролась, но не могла перестать дрожать.

Этьен был далек от завершения.

— Мы не хотим брать твой вид в качестве партнеров. — Он выплюнул последнее слово, если у меня еще не было четкого представления о том, как он относится к «моему виду», то теперь я поняла. — Мы хотим принимать таких, как ты, любым удобным нам способом и когда захотим. Вот как это будет.

Да.

Нехорошо.

Я сжала губы.

Этьен продолжил.

— Люсьен, вольно или невольно, начал этот процесс. Каждый в нашей культуре позиционирует себя по-своему. Вампиры, которые не желают перемен, готовы бороться за статус-кво. Наложницы, которые хотят сохранить свое место в качестве паразитов нашей культуры. Вампиры, которые хотят быть свободными, чтобы найти своих партнеров, какую бы форму они ни приняли. И мои братья, — снова взмахнул рукой, — желающие просто быть свободными, чтобы быть вампирами.

Ну, кое-что я могла бы сказать по этому поводу. Это было так похоже на Люсьена, делающего то, что он хотел, и черт бы побрал все последствия.

Когда он остановился, возникла пауза, хотя я не хотела, чтобы он продолжал, но все равно кивнула.

Поэтому он продолжил.

— Не обманывай себя, думая, что мой сын заботится о тебе. Он хочет, чтобы ты поверила, конечно, что так бывает при приручении. Но это не правда.

Еще одно покачивание тела, когда его слова врезались в меня, и он улыбнулся. Он наслаждался каждой секундой моей реакции.

Ублюдок.

Он продолжал, но на этот раз говорил тихо, медленно, наслаждаясь болью, которую он точно знал, причинял мне.

— У него была смертная пара. Восхитительная Мэгги.

Боже. Боже! Боже!

— Мэгги схватили, подвергли пыткам и убили во время Революции.

О нет.

О Боже.

Боже, Боже! Боже!

— Мэгги была единственной настоящей любовью моего сына, как бы это ни было отвратительно, но это правда. Смерть Мэгги стала причиной взлета моего сына во время Революции, Люсьена было не остановить. Смерть Мэгги стала причиной, что он стал неудержим в охоте на своих. Мэгги была для него всем. Мэгги была его жизнью. Без Мэгги он просто существует. У него неплохо получается, он наслаждается своей жизнью и плодами своих усилий, но это просто существование. Ничего больше. Тебя, восхитительная Лия, он использует. Наша жизнь длинная, у нас должны быть свои потребности, даже если просто существуешь, хочется найти развлечения, чтобы нарушить монотонность. Вот кто ты есть, Лия. Развлечение. Приятное, сочное, но просто развлечение.

«Любовь — это одеяло, которое согревает тебя».

Люсьен испробовал эту любовь с Мэгги.

Мы много разговаривали. Он потратил время, обучая меня. Он рассказывал мне истории о своей семье.

Но он никогда не упоминал Мэгги.

Я боролась со слезами, которые наполнили мои глаза.

У меня ничего не получилось.

И я ненавидела, что Этьен ухмылялся торжествующей, жуткой ухмылкой, видя мои слезы, скользящие по щекам.

— Я расскажу тебе как устроено наше приручение, — сказал он с фальшивой мягкостью. — Нам запретили им заниматься, но мы все жаждем его. Нам всем оно нравится. Но как только укрощение завершается, мы насладимся трофеями нашей победы, а затем отступаем. Переходя к следующей смертной и укрощению ее, следующей еде, следующему развлечению, которое делает жизнь вампира сладкой.

Каждое слово, каждое гребаное слово, которое он произносил, убивало меня.

Люсьен солгал. Он не только нарушил обещания, он откровенно солгал.

С самого начала.

Он играл со мной, как с игрушкой.

Как со зверюшкой, домашним животном.

Он играл со мной.

Слезы продолжали литься.

— Ты ничто, Лия, — прошептал он, его глаза сверлили меня. — Игрушка сейчас и всегда. Но у вампира жизнь вечная и несколько лет, проведенных в наслаждении куском мяса, для него неплохо, потом он отпустит тебя, и в мгновение ока забудет, какая ты была на вкус, как выглядела, даже твое имя.

Еще больше слез. Я могла только плакать от его слов, только это он мог получить от меня.

Но ему безумно нравилась каждая моя соленая слеза.

— Теперь ты понимаешь свое место в нашем мире, у тебя есть какие-нибудь вопросы? — спросил он.

— С Эдвиной все в порядке? — спросила я в ответ, и его взгляд переместился за мою спину. Нестор, должно быть, не вербально ответил ему, потому что Этьен утвердительно кивнул.