До захода солнца

Все еще с выражением ужаса на лице, она заговорила.

— Оказывается я происхожу из рода шлюх.

Его руки обвились вокруг нее, и он притянул ее к своей груди, так что они оказались лицом к лицу.

— Ты должна помнить, что те времена были другими, — предупредил он, встретившись с ней взглядом. — И женщины Бьюкенен были другими. Они хотели получить от жизни что-то другое. Сильные женщины тогда не могли жить своей собственной жизнью, ни одна женщина не могла. Ваши предки делали то, что должны были делать, чтобы гарантировать себе определенную свободу, которая включала безопасность и комфорт, и им было все равно, что думают люди. Этими чертами характера можно восхищаться и тогда, и сейчас. Она все равно выглядела испуганной и сомневающейся, поэтому он продолжил:

— Я знал твоих предков Бьюкенен, зверушка, они шли своим путем без мужчин, управляющих их жизнями. Тебе абсолютно нечего стыдиться, — его голос понизился. — И ты бы им понравился, именно ты. Ты напоминаешь мне их, Лия.

Она сморщила нос, и Люсьен подумал, что от этого она выглядит очаровательно, поэтому улыбнулся.

— Это комплимент, — сообщил он ей.

— Хорошо, — согласилась она, на самом деле не соглашаясь, явно желая уйти от темы.

Он проигнорировал ее невербальный намек.

— Столькими веками они гарантировали своим потомкам, что те будут жить в безопасности и благополучии, даже ты. И я не имею в виду сейчас со мной, я имею в виду всю твою жизнь, обеспеченную твоей матерью.

— Мне кажется, мужчины обеспечивали эту жизнь или, по крайней мере, вампиры обеспечивали. В нашем случае это был Космо, который заботился о нас.

— Да, но в течение семи лет твоя мать заботилась о Космо.

Она издала звук, похожий на фырканье.

Он нетерпеливо сжал ее, но смягчил голос.

— То, что делает твоя семья — это не мелочь. Без твоей крови, крови твоей матери, всего твоего рода и таких, как ты, отданной добровольно, нам пришлось бы охотиться.

Он наблюдал, как к ней пришло понимание, затем ее брови сошлись вместе, и она ответила:

— Да, но все эти смертные на Пиру, танцуют и размножаются… ты бы не голодал, и тебе не нужно было бы охотиться.

— Ты права, — согласился он. — Но кормление для выживания сильно отличается от принятия элегантной трапезы. Вампиры, оставшиеся после Революции, в целом жаждут лучшего в жизни. Ты видела их, Лия. Уотс и Брид — не самые лучший вариант в жизни. Наложницы же определенно таковы. И если наложницы добровольно не соглашались, мы бы вышли на охоту на простых смертных, нам надо как-то жить.

Она отвела от него взгляд и пробормотала:

— Сноб.

— Посмотри на меня, зверушка, — потребовал он, и когда она перевела на него взгляд, он продолжил. — Дело не совсем в этом. Три недели назад ты сказала, что не так много людей, с которыми я мог бы быть самим собой, и ты одна из них. Ты хоть представляешь, каково это, веками, каждую секунду скрывать, кто ты есть на самом деле, живя в мире смертных?

Она неловко прижалась к нему, и он успокоил ее, еще раз сжав руку.

Было заметно, что она искала аргумент для ответа, а когда нашла, то возразила:

— Люсьен, ты можешь быть полностью самим собой на Пирах, в обществе Уотса и Брида. Им это понравится. Они сделают все, чтобы ты был собой. Они живут ради этого.

— Это совсем другое.

— Почему другое?

Люсьен вздохнул, прежде чем объяснить:

— Они не хотят, чтобы я был самим собой. Они хотят, чтобы я был тем вампиром, которого они себе придумали, сверхчеловеческом, существом ночи, романтизированном или демонизированном их сознанием. Они думают, что играют с огнем или живут в романе. Они не принимают меня таким, какой я есть. Они — потребители, все они. Ты думаешь, что они мне что-то дают взамен, нет, они только берут. Может я и питаюсь их кровью, но они также питаются мной. То, что я делаю, вполне естественно, я даю своему телу, что ему необходимо, чтобы жить. То, что делают они, больше попахивает эгоизмом и жадностью. Ни разу за всех века я не встречал таких, как Брид и Уотс, или еще кто-нибудь на Пиру, ни одной смертной души, которая интересовалась бы мной, как личностью. Например, спросила бы, когда у меня день рождения. Спросила бы о моем настроении. Обсудила бы книгу со мной. За пятьсот лет, Лия, ни разу. Я для них не человек. И не существую вне той фантазии, которую они сами себе создали обо мне. Я для них инструмент доведения их до оргазма или чего-то еще, черт возьми, то, что они от меня получают.

Он заметил, как ее лицо смягчилось, прежде чем сожаление наполнило ее взгляд. Печаль, смешанная с нежностью, взгляд мрачный, но в то же время полный сострадания, его это потрясло.

Ее рука скользнула вверх по его груди, приподнялась, и он затаил дыхание, подумав, что она действительно собирается коснуться его лица в порыве нежности.

Вместо этого, к сожалению, она передумала, и ее рука опустилась вниз, легко вернувшись ему на плечо.

Несмотря на свое разочарование, его пальцы захватили прядь ее волос и начали накручивать.