Добей лежачего

Да, подумал Брэндон, когда она ввела его в себя, это очень хорошо. Очень. Хорошее продолжалось, потом Брэндон подумал: ох. Потом снова было хорошо, и снова Брэндон подумал: ох, и на этот раз немножко засмеялся, потому что она вонзила ногти ему в рёбра, и это тоже была часть игры. В следующий раз было намного больнее, и он сказал: «Ох, знаешь, это ведь больно».

Она не ответила. Было темно, занавески были плотные, она больше не говорила никаких непристойностей, они просто трахались — молча, в полной темноте. Совсем близко друг к другу, и каждый сам по себе, подумал Брэндон, но ему не очень-то хотелось думать, и они просто продолжали трахаться.

Через какое-то время они стали двигаться активнее. Она ещё сильнее вцепилась ему в рёбра, и он прошептал: «Мэгги», но она словно бы его не слышала. Она взяла его за уши и как бы стала руководить его движениями, словно поводья держала, и это тоже было очень мило, пока она вдруг с силой не потянула к себе его голову, он ударился лбом о её нос и услышал хруст — ему даже показалось, будто он столкнулся лоб в лоб с защитником в борьбе за мяч, — а она не издала ни звука. Брэндону было неловко, но ей, похоже, казалось, что всё в порядке. Господи, как трещит лоб. И зачем она это сделала? Больше он ей не даст брать его за уши.

Но она больше не брала его за уши. Она вонзила ногти ему в щёки, прошлась по ним как граблями, и завыла. Она царапала ему лицо и выла, и Брэндону это казалось немножко жутковато, но и увлекательно тоже. Она снова потянулась к его лицу, и он сказал «нет», тогда она потянулась ещё раз, и он остановил её, и тут она завыла ещё громче, и всё тянула руки, и он подумал: господи, вот истеричка, а она всё не унималась, и он дал её пощёчину, она завопила: «трахни меня, тресни меня», и когда она снова вцепилась ему в лицо, он подумал, что это неплохая идея, особенно, когда почувствовал, что у него и впрямь всё лицо в крови, и он ударил её ещё раз, и она кричала: «трахни меня, трахни меня, ударь меня» и кричала всё громче, а ему становилось всё больнее и всё увлекательнее, ведь это было то, что она сама просила его сделать, и среди всего этого крика он, наконец, кончил, и тут она замолчала. Затихла, и всё тут. Она лежала неподвижно, не говоря ни слова, а было совсем темно, и он не знал, припадок у неё или она в обмороке, или ей нужно воды или чего ещё, и он откатился в сторонку и шепнул: «Мэгги?»

Она протянула руку, дотронулась до него, словно бы говоря: «Ничего, со мной всё хорошо», а потом кровать слегка двинулась, а дверь открылась и закрылась. Прошла минута или две, он ждал звука льющейся воды, но так и не дождался. Вместо этого хлопнула дверь — так громко, что стены затряслись, а потом где-то совсем, совсем рядом раздался дикий крик. Брэндон подумал, что, может быть, всё не так уж и хорошо. Потом он включил свет и увидел кровь — на подушке и на руках, глянул в зеркало, увидел кровь у себя на лице и понял, что всё даже из рук вон как плохо. Он схватил свою одежду и в панике начал натягивать её на себя, и всё было перемешано, и ничего не подходило — эй, и зачем мне чья-то чужая одежда? — но он тянул и дёргал, и в конце концов кое-как оделся, бросился к входной двери, захлопнул её и, не оглядываясь, залез в машину. Отпуская ручник, он знал совершенно точно, что уже ничто никогда не будет хорошо.

Полицейский сержант считал, что это странно, что ему уже второй раз за месяц приходится ехать в один и тот же адрес. Дикие футболисты. Дикий футбол. Дикая игра: играют бандиты и смотреть на неё ходят бандиты. Полицейский сержант любил крикет. И скажите, когда вы слышали, чтобы игрок в крикет вляпался в неприятности? А уж футболисты… может это оттого, что все перед ними стелются, вот они и думают, что всё им сойдёт с рук?

Половина лондонских футболистов в прошлом имела опыт общения с полицией — имела или, по крайней мере, должна была иметь. Вот и эти двое тоже, обормоты, под одной крышей и один другого краше. Мальчишка-ирландец, который только и ждёт, чтобы подраться, и цветной, который не понимает, что значит «нет». На девушку смотреть страшно. От трёх до пяти лет, обычный в наши дни срок, думал полицейский сержант.

Полицейские были очень вежливы с Брэндоном. Если бармен «Альбиона» не знал, кто он такой, то они это знали. Даже если очень хочется, нельзя его пальцем тронуть. Вся эта история и так наделает немало шуму. Покуда не предъявлено обвинение, почему бы даже не называть его «сэр»? Мы просим вас пройти с нами для дачи показаний, сэр. Брэндон тоже был очень вежлив. Он хотел попросить, чтобы ему дали адвоката, но не знал ни одного адвоката и попросил, чтобы ему дали позвонить боссу. После, сынок, какие могут быть проблемы, позвонишь ему из участка, вот только снимем показания и звони хоть господу богу. Брэндон сказал «ладно» и пошёл с ними, гадая, сколько времени понадобится Дэнни и миссис Феррис, чтобы понять, что его слова «пустяки, так, немного подрался» были всего лишь фигурой речи.