Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

По сигналу, который он дал, вскинув шпаги, десять человек появились на стене замка, прямо напротив него, десять других — у потайного хода, ещё столько же за бойницами, у всех дверей, у каждого окна — и всюду протазаны, копья, аркебузы, бердыши: круг черных стволов и сверкающих лезвий.

Г-н де Паппенхейм прошелся взглядом по своему войску. Глухой ропот, смысл которого он сразу понял, прокатился по рядам его банды.

— Хорошо сработано, сударь! — сказал он, теребя рукой гарду своей шпаги.

— Господин граф, — заговорил г-н де ла Герш. — Я думаю, вам было бы уместнее отказаться сегодня от охоты, а завтра отправиться в Германию. На таких условиях я оставил бы вас в покое.

— Это приказ, сударь? Однако я ещё не побежден!

— Нет, это совет. Кровь не пролита только потому, что вы пока ещё мой гость, а также гость господина де Шарней и м-ль де Сувини.

Глаза г-на Паппенхейма все это время шарили вокруг, как у загнанного сворой собак кабана, который ищет выхода: всюду мушкеты, всюду железные копья, вокруг бесстрашные и решительные лица. Вдали, на равнине, — ни шлем не блеснет, ни клубков пыли, поднятой лошадиными копытами. А рядом с ним — пятьдесят человек, решимость которых, как подсказывала ему интуиция, была поколеблена.

Арман-Луи уловил тень смятения на лице графа. Он шагнул к нему и сказал, опустив острие шпаги:

— Между прочим, мы играем не на равных, — проговорил он бесстрастно. — Сейчас здесь я, конечно могу лишиться жизни, ну а вы в таком случае потеряете честь!

Г-н де Шофонтен также счел нужным обратиться к графу:

— Теперь вот, прошу вас, переходите к рукопашной! Бейте! И пусть вся Франция узнает о том, что натворил граф де Паппенхейм, наследный маршал Германской империи!

Сказав это, Рено взмахнул шпагой и подождал.

Г-н де Паппенхейм изменился в лице. Какое-то мгновение его рука была поднята, как если бы он собирался дать сигнал началу сражения, но всадники его, увы, оказались в железном кольце, — битва, он понял это, была заведомо проиграна. Сунув шпагу в ножны, он приподнял шляпу, под которой стали видны проступившие на его мертвенно-бледном лбу два красных скрещенных меча.

— Господин граф, — сказал он Арману-Луи. — Завтра я уезжаю в Германию.

— Что ж, сударь, идемте завтракать! — грустно ответил Рено.

8. Коршуны и соколы в пути

Через двадцать четыре часа после этой сцены, которая могла иметь страшные последствия, граф Годфруа покинул замок Гранд-Фортель.

У выхода из ворот н обернулся к Арману-Луи:

— Я чувствую, что мы скоро увидимся, господин граф, — сказал он, как всегда со странным акцентом.

— Господин маршал, и я надеюсь на то, — ответил г-н де ла Герш.

М-ль де Сувини, которая дышала свободно с тех пор, как г-н де Паппенхейм назначил день и время отъезда, проводила дворянина до ворот замка. Она корила себя даже за свои предубеждения против него, ничего не зная о событиях, произошедших накануне.

Перед расставанием граф Годфруа снял шляпу:

— Я не говорю вам прощайте, но хочу сказать: до свидания, сударыня, — сказал он, отвел взгляд и встретился глаза ми с г-ном де ла Герш.

Поцеловав руку Адриен с галантным поклоном, он вскочил в седло и, надев шляпу, пришпорил коня и исчез в облаке пыли.

— Наконец-то можно поспать, — сказал Каркефу.

«Упущена такая возможность сразиться», — подумал Рено, лаская эфес шпаги.

Он выждал ещё двадцать четыре часа, затем послал Каркефу на разведку, чтобы убедиться, что г-н де Паппенхейм покинул пределы провинции, и облегченно вздохнул, узнав, что с этой стороны как раз полный порядок. Затем он вошел к капитану Якобусу.

— Сударь, вы свободны, — предельно вежливо обратился Рено к нему.

Пленник вскочил на ноги:

— Свободен?! — повторил он. — Наконец-то свободен!

— Да, ваш злой демон немец уехал. Больше он не сможет склонить вас к преступлению.

Капитан туго затянул портупею.

— Господин маркиз, могу я идти домой? — спросил он. — Вы, надеюсь, догадываетесь, что это значит?

— Если вы просто-напросто хотите нанести визит в трактир «Три пинты», вы найдете его, безусловно, на том же месте, где вы его видели в последний раз, никто его не разрушил. Что же касается ночных птиц, которые его населяют, то если вы намерены им что-то сказать, оставьте эту затею: они улетели.

— Уехали мои наемники, мои ландскнехты, мои бойцы!

— Да, один за другим! Когда совы не находят больше в лесу ни крыс, ни мышей, они улетают. Так и люди. Самые преданные, надо отдать им должное, прихватили с собой даже ваши вещи и ваших лошадей, чтобы они не достались ворам.

Капитан в гневе топнул ногой.

— Бандиты! — проговорил он.

— Эти люди любят порядок и бережливость, а это качества, которые надо уважать. Впрочем в ваше долгое отсутствие они решили, что вы приняли монашество; я видел, как трое вас оплакивали. Простите их.

Капитан Якобус бросал жуткие взгляды в слуховое окно, как будто мог увидеть там, в деревне, тень этих коварных солдат.

Вдруг какая-то мысль овладела им, и лицо его озарилось внезапной радостью.

— Ладно, — сказал он. — Не пойду я в трактир «Три пинты». Я знаю другие гнездышки, в которые можно завалиться!