Добрая Старая Англия

Подобные объявление встречались нередко, но еще более заметным явлением была переписка садомазохистов в таких семейных журналах, как "Family Herald", "The Englishwoman's Domestic Magazine" и "Town Talk". В этих журналах давали советы по домоводству и хорошим манерам, а среди всего прочего обсуждали и дела семейные. Как и современные издания, журналы тех лет публиковали письма читателей, на которые потом отвечали другие читатели и так далее. Начать садомазохистский флуд можно было, например, с такого письма "Мой муж любит сечь меня хлыстом. В остальном же он нежнейший из мужей и ни в чем мне не отказывает. Ах, что же мне делать? Быть может, у кого-нибудь найдется совет?" Советы находились. Популярны были и рассказы о телесных наказания в школах, в особенности в женских пансионах: за одним письмом следовали другие, в которых корреспонденты добавляли живописные детали к вопросу о порке девочек. От обычных разговоров о телесных наказаниях эти письма отличало изобилие таких клише, как "трепещущая плоть" и т.д. Получался групповой эротический рассказ. Интересно, что редакторы журналов спокойно публиковали эти эпистолы, не подозревая корреспондентов в неискренности. Хотя вполне возможно, что и подозревали, просто столь бурная переписка поднимала рейтинг журнала. Зато читатели, не имевшие склонности к садомазохизму, приходили в ужас и строчили опровержения. Дошло до того, что в 1870м году "Englishwoman's Domestic Magazine" начал выпускать садомазохистские письма отдельным ежемесячным приложением "в виду необычайного интереса к этой дискуссии." Остальные читатели вздохнули с облегчением -- наконец-то они могли листать журнал, не натыкаясь на сочные описания порки. Да и садомазохисты были не в убытке, ведь хотя бы на некоторое время они получили отдельное издание, да еще и мейнстримовое.

Источники информации:

Ian Gibson, "The English Vice"

Тэннэхилл Р. "Секс в истории"

Леопольд Захер-Мазох, "Венера в мехах"

John Cleland, "Fanny Hill"

Журнал The Pearl

Золушка, которая не хотела стать леди

Какие образы встают перед глазами, когда мы слышим выражение "викторианская семья"? Отец, служащий где-нибудь в Сити, мать-домохозяйка в кружевном платье, целый выводок детишек под присмотром сдобной нянюшки, кухарка, несколько горничных, которые стараются казаться как можно незаметнее. Иными словами, уютная семейка среднего класса. Тем интереснее кажутся супружеские пары, которые выбивались из этого стереотипа.

Одной из таких необычных пар были Артур Манби и Ханна Калвик, его горничная, жена и рабыня.

Впрочем, по мнению того же Джона Стюарта Милля, любая викторианская жена была одновременно рабыней своего мужа. У замужних женщин не было практических никаких прав, они не могли распоряжаться своим имуществом, после развода им не отдавали детей. "Рабыней" можно назвать и горничную, особенно "maid of all works" – единственную служанку, на которую взвалена вся работа по дому. Бедняжки надрывались от восхода до поздней ночи и света белого не видели.

С другой стороны, ни жены, ни даже горничные не носили ошейник. А Ханна его носила, причем с гордостью.

Но не будем забегать вперед, и проследим биографию этой неординарной викторианской служанки с самого ее рождения. Ханна родилась 26 мая 1833 года в Шифнал (Шропшир). Ее мать служила личной горничной миссис Эйтон, жены преподобного Джона Эйтона. Отец Ханны был шорником. Помимо Ханны, в семье было еще пятеро детей. Все они получили начальное образование, умели писать и считать. Ханна пару лет проучилась в благотворительной школе, но в возрасте 8 лет вернулась домой. Как это часто случалось, отец Ханны разорился, и ее, старшую из дочерей, отправили на заработки. Сначала она работала в зажиточном доме по соседству, потом – на постоялом дворе, а когда ей стукнуло 14, поступила помощницей няни в семью преподобного Роберта Эйтона – сына миссис Эйтон, у которой служила мать Ханны.

Семья была многодетной, а кроме Ханны, других помощниц у няньки не было. Можно представить, как несладко девочке приходилось на первых порах. Однажды хозяева внезапно отозвали ее из классной комнаты и сообщили, что две недели назад скончались ее родители. Вернуться домой ей не разрешили, чтобы она не дай бог не привезла с собой заразу. Еще долго Ханна рыдала в одиночестве, лежа на полу. Как она писала впоследствии, в тот момент ее покинуло всякое желание жить.