Добрая злая любовь

И еще куча того, что называлось, с одной стороны, старым барахлом, а с другой – антиквариатом. Мама, помимо всяких директоров, администраторов и заведующих, общалась и с богемной публикой – художниками, скульпторами, всякими непризнанными гениями. Она скупала у них все подряд – чистая благотворительность, как утверждали окружающие. Конечно, большая часть тех «шедевров» и теперь почти ничего не стоит, но кое-что представляло интерес. Взять хоть того художника-шестидесятника, чьи картины теперь висят в Метрополитен-музее...

От папы тоже осталось много всяких интересных, затейливых вещичек. Например, медная пепельница с нацарапанным на ней гвоздем автографом Маяковского, несколько икон, смешные тарелки послереволюционной поры, на которых изображены красноармейцы с винтовками. А еще – тяжелые каминные часы с нимфами, относящиеся вообще непонятно к какому веку, старинные монетки... Это все наверняка стоит денег, но насколько больших?

Что, если именно картины, пепельницы и тарелки мама и называла «приданым», а не «сгоревший» вклад в Сбербанке? Наташа никогда над этим не задумывалась. Почему? Наверное, ей было все равно... Часы и старинные монетки не могли вернуть родителей, не могли вернуть счастливое беззаботное детство. Анне было тоже все равно – она думала только об Аркадии. Аркадий же... Бог знает, что творилось в его голове!

«Имеют ценность вещи наших с Анной родителей или нет – не так уж важно, – заключила Наташа, глядя в затылок своему зятю, словно надеясь прочитать его мысли. – Я не хочу расставаться с ними, и я должна ему это сказать! Я взрослый человек, и он не имеет права решать за меня!»

* * *

– Аркадий, нам надо поговорить, – стряхнув с себя оцепенение, наконец произнесла Наташа.

– Мне тоже с тобой надо поговорить, – отозвался тот, не поворачивая головы. Пробка на перекрестке рассосалась, и Аркадий рванул вперед. – Ты меня просто поразила! Послушай, ты что, так меня ненавидишь, что тебе даже жизни своей не жалко?

– О чем ты? А, о последней нашей встрече... – она усмехнулась, вспомнив, как удирала тогда от него по водосточной трубе. – Нет, сейчас я хотела поговорить совсем о другом. Впрочем, можно и об этом. Расставим все точки над «и», так сказать...

– Ты не можешь меня ненавидеть, – быстро перебил ее Аркадий. – Вернее – не имеешь права.

– Да я вовсе не о том! – запротестовала Наташа, но Аркадий ее словно не слышал. Свернув за угол, он резко остановился перед ее домом и повернулся к ней лицом.

– Ты не имеешь права меня ненавидеть, – с каким-то тихим исступлением повторил он.

– Аркадий...

– Молчи, пожалуйста! Ты должна меня любить. Ты... ты должна по гроб жизни быть мне благодарной. Ты руки должна мне целовать – вот эти самые руки, которые воспитали тебя...

Наташа оттолкнула его руки от себя. Она надавила на специальный рычажок, открывающий дверцу, и выскочила из машины. Но убежать не смогла – Аркадий тоже выскочил из машины. И успел схватить ее перед самым подъездом. Он был бледен, тяжело дышал, и щеки у него дрожали. И этот ужасный, резкий запах его одеколона! Наташа невольно зажмурилась.

– Посмотри на меня! Открой глаза, ну... – он встряхнул ее, словно куклу.

– Аркаша, пожалуйста, отпусти меня...

– Нет! Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не объяснишь мне!

– Что? Что я должна тебе объяснить?

– Почему ты меня ненавидишь?

Она посмотрела ему прямо в глаза – словно в бездну упала.

Аркадий отпустил ее, теперь они стояли друг напротив друга. Наташа заложила за ухо прядь выбившихся из прически волос. «Что же сказать ему? Как объяснить, что он не имеет права меня преследовать...»

– Ты... ты действительно много сделал для меня, – с трудом подбирая слова, заговорила Наташа. – Не всякий мужчина согласится принять в свою семью чужого ребенка – это правда... И я тебе благодарна. За то, что ты столько лет терпел мое присутствие рядом. Ты не бил меня, не лишал куска хлеба, ты даже иногда возился со мной – играл... словно с приблудным щенком. Но ты меня не воспитывал. Ты меня просто терпел! Только Анна занималась мной, она не позволила тебе выгнать меня из дома...

Аркадий побледнел еще больше.

– Что-о?.. Да ты... ты просто ничего не понимаешь! – с яростью перебил он Наташу. – Я же мужчина, и я не обязан был вытирать тебе нос и покупать тебе платья! Естественно, всем этим занималась Анна. Моя роль заключалась в другом.

– В чем же она заключалась, твоя роль? – Наташу передернуло.

– Я – глава семьи! Духовный лидер, можно сказать. Вы все жили на мои деньги. И платья, которые выбирала для тебя Анна, тоже были куплены на мои деньги...

Наташа почувствовала, что перестает владеть собой.