Уже сбившись со счета, сколько кобелей и сук успело взглядом пои… коснуться МОЕГО мальчишки, я сам шел и тихо материл и успокоившийся ветер, и свою дурную голову, и Криса, научившего Билла краситься, и самого Билла, который.. Нет слов, бл*! И все это на русском, и пох, что я его не знаю.
Билл же шел, довольный и собой, и жизнью, время от времени бросая на меня свои неизменно невиннейшие взгляды.
- Ну, ничего, мой хороший. Вот домой придем, и я тебе покажу, как над братиком издеваться. Ты у меня неделю сидеть не сможешь.
Судя по загоревшемуся, но смущенно опущенному взгляду, Билл понял, что я его явно не лупить собрался... Он взял меня за руку, как и всегда, совершенно не смущаясь того, что мы парни, что вокруг люди. Он не смущался того, что любил меня. Никогда. А я… а что я? Я просто был счастлив.
Эпилог
(Ну, вот и все... Спасибо всем, кто читал, надеюсь, Вам понравилось хоть что-то!:)
Эпилог.
Я сидел на краю постели и рассматривал Билла. Мой подкидыш, он уснул, пока я был в душе.
Такой расслабленный, милая, спокойная улыбка, и золотистый свет небольшой лампы, греющий лучами усеянную созвездиями бархатную кожу худенькой спинки. Мой маленький ангел, спустившийся на землю, перенесший много боли, не забывавший, а все это время помнящий все свои страдания, которые он упорно ото всех скрывал, и которые мне поведал его болезненный бред. Тоненькое, слабое существо, оказавшееся невероятно сильным, сумевшее не сломаться и даже излечить меня от собственной глупости и добровольно-сволочного одиночества. Полюбивший меня человечек, так и не научившийся обижаться, а потому и не простивший – нечего. Не доверяющий мне, но согласный быть со мной, потому что без меня – не может. Как и я уже без него. Ты поверишь, мой маленький. Такой, как ты, обязательно поверит. А я докажу.
Замечаю на тоненькой шее грубую цепочку, но мальчик спит на животе, и я не могу убедиться, что это.
Билл вздыхает во сне, и черные реснички начинают дрожать, а столь любимые мною кофейные глаза распахиваются. Ты чуть поворачиваешь голову и смотришь на меня, едва заметная улыбка становится еще шире, еще теплее, а эмоций во мне столько, что я сейчас либо разрыдаюсь, что уж совсем мне не свойственно, либо…
- Билл, я тебя…
Не успеваю договорить, как ты подрываешься с постели и прикасаешься пальчиками к моим губам, не давая сорваться столь важному и абсолютно пустому, по сравнению со всем, что я испытываю, слову.
- Не надо, Том. Не говори ничего. Я знаю. Я уже слышал. Но я не верю словам. Поэтому, не говори ничего. Я хочу… чувствовать…
Замираю, растворяясь в любимых глазах и тихом шепоте, а Билли отрывает руку от моего лица, берет ею мою ладонь и поднимает ее к своей груди. Нащупав холодный металл на горячей коже, опускаю взгляд. Медальон. Мои часы. Я отдал их малышу сразу, как только он поправился. Я хотел показать, что вот они, символ того, что мы с ним вместе, они не стоят, идут, а значит… Билл промолчал тогда. И одел их только сейчас. Он надел их!
Как же ты прав, мой мальчик. Слова не нужны, они лишние. Мы можем соврать, но мы не можем не чувствовать. Я люблю тебя. Это просто слова. Я не могу без тебя – это ты и так поймешь, если еще не понял.
Я не знаю, сколько нам отведено времени. Я не знаю, будем ли мы жить долго и счастливо. Я не знаю, вынесут ли родители того, что мы не можем скрывать своих чувств.
Не знаю, как долго ты будешь смущаться, когда я целуя тебя, сидя перед камином в отеческом доме, как именно будет улыбаться мама, и что будет ворчать отец, сколько подзатыльников мне отвесит, пряча счастье за своих детей.
Не знаю, сколько раз мы будем ругаться и даже драться с Георгом, пока он не признается, что безумно благодарен и своему любимому голубю, который всех вокруг делает пидорасами, и его голубенку, мудрому не по годам и не менее ревнивому, чем его старший братик.
Не знаю, сколько раз еще буду слушать наставления Густа, который однажды смущенно пригласит на свою свадьбу, а мы будем ловить отпадающие челюсти, узнав, что вот эта скромная девочка с русой косой и большими наивными глазами – ждет ребенка нашего лучшего друга и является, при этом, сестрой неизменно яркого и радужного Криса.
Я не знаю, как мы будем смотреть друг друга в глаза, скрывая лишь нам известную тайну, сколько будет счастья в наших взглядах, когда я буду держать в своих руках взрослеющего ангела, а Мальвину, уже успевшего поменять десятки образов, будет не менее крепко и собственнически обнимать довольный до безобразия Георг.
Я понятия не имею, как это безбашенное, сумевшее все-таки приручить «натурала», создание умудрится подружиться и стать практически не разлей вода с худущей жертвой голодовки, слепящей наличием нимба и пушистых белых крыльев.
Я не знаю, когда уродливые шрамы визуально скроют тату, где под невероятными переплетениями узоров будут прятаться слова «свобода», «Том», «секундой». Я не знаю, когда ты на самом деле забудешь, если и не все, что пережил, то хотя бы думать об этом. Я не знаю, когда успокоюсь сам, перестав желать мести.