Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен!

Лили действительно из ведра. Это Неля Полешко мыла трибуну. Собственно, мыть было поручено двоим: ей и Стабовому Диме. Но Стабовой сидел на балюстраде, напевал что-то и шлепал в такт по перилам скрученной в жгут тряпкой.

— Нельк, а Нельк, ты чарльстон танцевать можешь?

Нелька презрительно выпятила нижнюю губу.

— У нас все девочки могут.

— Научи меня. А я тебя тоже чему-нибудь научу. Телепатии научить?

— Чему?

— Мысли читать на расстоянии. Или наоборот — внушать.

— А ты умеешь?

— Спрашиваешь! Хочешь, внушу?

— Ему внуши! — сказала Нелька, кивнув на пробегавшего мимо лагерного пса Космоса. — Космос! Космос! На-на-на!..

— Запросто, — сказал Димка.

Космос, виляя хвостом, подбежал к трибуне.

— Ну, что ему внушить?

— Чего-нибудь, — пожала плечами Нелька.

Димка сосредоточенно посмотрел на Космоса. Космос вдруг засуетился, подошел к углу трибуны и поднял ногу.

— Дурак, — сказала Нелька.

— Честное слово, это не я, это он сам. А вообще собакам знаешь как трудно внушать, у них же нервная деятельность недостаточно высшая.

Но тут Космос словно остервенел. Шерсть вздыбилась у него на загривке. С хриплым лаем бросился он на дощатые стенки трибуны.

— Чего это он, Димка? Чего ты ему внушил?

— А кто его знает. Ничего я ему не внушал. Сейчас я сам его мысли прочитаю. — Димка сложил ладони рупором и приставил ко лбу. — Мыслеулавливатель, — пояснил он. — Прочитал! — закричал он вдруг.

— Ну?

— Под трибуной кто-то есть!

— А кто?

— Не говорит. Какой-нибудь зверь.

— Давай его выманим.

— А на что манить? Мы ж не знаем, чем он питается. Если зверь плотоядный — на колбасу надо, а травоядные на подорожник хорошо идут.

— Давай сделаем бутерброд: сверху колбаса, снизу подорожник.

— Мы его сейчас выкурим. — Димка полез в карман и достал сигареты. — Нет, — сказал он, заглянув в пачку, — самому не хватит. До конца смены двадцать два дня, а тут три штуки осталось.

Подошел скучающий парень с профилем Гоголя.

— Чего это вы делаете?

— Ступай, ступай, — сказал Димка.

Когда парень скрылся за трибуной, Нелька прильнула ухом к щели.

— Димк, дышит!

Стабовой принюхался.

— Волком пахнет. Или барсуком.

— А ты барсука нюхал?

— Сто раз!

— Ой, Димка, шевелится!

Космос лаял так, что, казалось, хочет из шкуры выскочить. Он хрипел, заливался и стучал лапами по доскам.

— Вот что, — решил Димка. — Надо его раскаленным металлом подпалить. Он тогда сразу выскочит.

Димка спрыгнул с трибуны и схватил валявшийся неподалеку кусок ржавой проволоки.

— Раскалим добела, и порядок.

Спичка догорела до конца и обожгла Димке палец, но проволока не нагревалась. Однако Димка не терял надежды.

— Давай всю коробку подожжем. Знаешь, какая температура развивается? Три тысячи градусов!

Коробка вспыхнула.

— Ну как? — спросила Нелька. — Греется?

— Ага. Сейчас враз накалится.

Но коробка сгорела чересчур быстро.

— Чуть теплая, — разочарованно сказала Неля.

— Ничего, — сказал Димка, — будем колоть холодным оружием. — Он приоткрыл дверцу и начал протыкать проволокой воздух. — Попал! Попал в зверя! — закричал он.

Но не тут-то было. Зверь, видимо, попался сильный: проволока медленно уползала в щель.

— Нелька, хватайся!

Нелька схватилась. Но и это не помогло. Рывок, и оба охотника скрылись под трибуной.

Надпись на экране:

Так Костя Иночкин вручил свою судьбу двум верным людям.

* * *

«Бери ложку, бери бак, если нету — шамай так», — проплыл над лагерем знакомый сигнал на обед.

В столовой сидели за длиннющими столами с одной стороны один отряд, с другой — другой. Доедали суп.

— Прослушайте информацию, — сказал Дынин и вышел в проход. — Завтра родительский день.

Принесли котлеты, и отряд, сидевший напротив, дружно заработал вилками. А третий отряд жевал одни макароны.

— Завтра, ребята, — продолжал Дынин, — нам предстоит взять рекордную высоту. По дисциплине, по организованности, по талантам. Как, товарищи вожатые, выявили таланты?

— Выявили, выявили, — откликнулись вожатые.

И вот голые котлеты остались сиротливо лежать на пустых тарелках.

— Пo полкотлеты! — распорядилась Лера и, отломив от своей котлеты половину, принялась есть.

— У меня двое, — сказала вожатая второго отряда, та, которая разучивала чарльстон.

— Это со всего-то отряда? — Дынин сделал строгое лицо. — Никуда не годится. Должно быть не менее одного таланта на звено.

Валя прыснула. Дынин строго посмотрел на нее.

— Если петь, танцевать не могут, — сказал он, — пусть хоть стих выучат, вольные движения под аккордеон.

— По полкотлеты! По полкотлеты! — вправо и влево передавали вдоль стола.

Все старались быть жутко справедливыми и размечали ровно по половине, а Шарафутдинов даже положил обе половинки на ладони и сравнивал их взвешиванием.

— А фокусы показывать — это талант? — спросил он, не прекращая под столом взвешивание.

— Фокусы, художественные пирамиды, пантомимы — все годится.

— Запишите меня, — сказал Шарафутдинов. — Я летающую даму покажу.

— Это какую еще даму? — нахмурился Дынин.

— Бубновую!.. — закричали ребята, а Шарафутдинов вытащил из-под ремня и показал Дынину книгу: «36 фокусов».