— И все у меня было в порядке, — мечтательно продолжал Дорэн. — Представляешь, в первый раз у меня было все, что нужно для счастья. И Моника у меня была. Меня она вполне устраивала. Нет конечно, я знал, что долго это не продлится, мы оба это знали, но она меня устраивала. Ее приятелям я не нравился, а ее старики и вовсе нос от меня воротили, но толком-то они меня не знали. Нет, какие-то слухи обо мне ходили, конечно, в округе толковали, что я, мол, парень горячий и со мной лучше не связываться, ну и все такое. Но с этим было покончено. Все это осталось в прошлом. И Моника это знала. Может быть, никто больше этого не понимал, а она понимала. Когда мы в тот вечер расстались с ней, я помню, как сидел один, покуривал и думал, что уже к весне, я буду, что называется, чист. Я имею в виду, что тогда у меня точно начнется новая жизнь. К тому времени я обоснуюсь уже на новом месте, перестану зашибать, завяжу с наркотой и со всем остальным дерьмом. Мне до этого оставалось, уже всего ничего, понимаешь? Все, что от меня требовалось, это пережить зиму. Продержаться до весны. — Голос его внезапно изменился: хрипотца куда-то исчезла, теперь он стал мягким, почти музыкальным. — Пережить зиму и продержаться до весны, — мечтательно повторил Дорэн.
Мы доехали до развилки, от которой в разные стороны расходились сразу четыре дороги, и Дорэн велел мне свернуть направо, к винокурне. Ветер стал заметно сильнее, он раскачивал деревья, стряхивая с них воду.
— Но ты ведь не мог не понимать, что кто-то тебя подставляет, — не выдержал я. — Тогда для чего ты согласился на сделку?
— Потому и согласился. Потому, что кто-то меня подставил, Перри. Да, это они тоже ловко обстряпали… очень ловко, надо отдать им должное. Понимаешь, одно дело — бороться, когда тебя обвиняют в чем-то, чего ты не совершал, но ты чувствуешь под ногами твердую почву и тебе известно, о чем идет речь, какие улики против тебя у них есть, какие факты и все прочее. Но со мной-то все было по-другому! Я ведь даже не знал, что у них есть против меня! А этот адвокат, этот купленный с потрохами ублюдок, так и вился вокруг меня, прожужжал все уши, каждый божий день твердил, чтобы я не валял дурака, а пожалел бы себя, подумал бы хорошенько, потому как, мол, только сделка меня спасет. Говорил, что в этом случае я всегда могу попросить о помиловании, надеяться, что мне скостят срок, и если повезет, то, глядишь, и выйду пораньше. Но если дело дойдет до суда, да еще в этом округе, то тогда мне точно конец. Повторял, что дело уж больно серьезное — убийство. А при моей-то репутации и с моим «послужным списком» у меня и вовсе нет никаких шансов. Сказал, что добиться, чтобы судебные слушания перенесли в другой округ, ему ни за что не удастся, и надо соглашаться на эту сделку, а потом думать, как добиться помилования. Так безопаснее.
— А у тебя были какие-то подозрения? — спросил я. — Ну, насчет того, кому вдруг потребовалось тебя подставить? Или ты просто решил, что во всем виноваты копы?
— Господи, да на кого я тогда только не думал! Только все, что называется, пальцем в небо. Нет, конечно, поначалу я решил, что это копы постарались — но тогда кто, спрашивается, ее убил? Потом я начал грешить на ее отца, мол, это он решил повесить на меня всех собак, ведь он всегда терпеть меня не мог. Но и на психа он тоже не очень похож, поэтому я решил, что это вряд ли. Но тогда почему меня, черт возьми? Кто выбрал Энди Дорэна, кто решил, что именно я лучше всего подойду на роль убийцы? Я ломал себе голову над этим каждый день и каждую ночь, но даже близко не смог догадаться. Кстати, знаешь, одно время я даже серьезно подозревал, что к этому делу приложил руку кто-то из моего бывшего армейского начальства. Можешь поверить в такое дерьмо? А я ведь даже и об этом думал. Меня ведь в свое время оттуда вышибли, ну вот я и решил, что кто-то из тех парней принял это слишком близко к сердцу, я имею в виду, серьезнее, чем мне тогда казалось. Бред, верно? Видишь, насколько далек я был от правды.
— Ты был знаком с Полом Бруксом?
— До того дня даже в глаза никогда не видел этого парня. Впрочем, и потом тоже. Ну, это мы сейчас уладим, — ухмыльнулся он.
— Послушай, Дорэн, я раздобуду тебе немного денег. Еще не знаю как, но раздобуду. Не бог весть какие деньги, но это будут приличные деньги, причем наличные. Забирай их и сматывайся отсюда. Уноси ноги, слышишь? Поезжай куда хочешь, главное, подальше, спрячься, а потом сиди тихо. Забудь о Бруксе. Выкинь все из головы. Мы с Джо позаботимся, чтобы он получил свое, обещаю. Однажды ты узнаешь об этом — увидишь по телевидению, прочтешь обо всем в газетах, но для этого ты должен отыскать место, где будешь в безопасности. И, главное, подальше отсюда.
Дорэн отвернулся. Не знаю, о чем он думал и что надеялся там разглядеть, но лица его я не видел.
— Ты ведь когда-то был копом, верно? — спросил он вдруг. — Тебе наверняка не раз случалось бывать в разных тюрьмах.
— Да, — недоуменно кивнул я. — Несколько раз случалось. А что?
Дорэн кивнул.