Добро пожаловать в Москву, детка!

— Я никого к тебе не подпущу и на выстрел… Кажется так у тебя в стихотворении. Все будут сдыхать рядом с твоим сердцем или прямо в нем. — спокойно произнес старик, затем встал из-за стола и зашагал к окну.

Катька, наконец-то, сообразив, кто на самом деле этот выцветший незнакомец, оскалилась и сквозь зубы прошипела.

— Герман. Хммм… Почему? Может хватит надо мной издеваться! Сколько можно из моего сердца и тела делать проходной двор!

— Ну… Некоторые такому проходному двору были бы рады. Чего ты скулишь?! — вдруг со свистом прикрикнул старик. — Я тебе их даю, чтобы ты писала… Писала… Писала… Писала… Это нужно людям. Потому что тебя будут читать, читать, читать… А ты скулишь, как жалкая сучонка под забором!

Катька наливаясь кровью и, еле сдерживая слезы, прокричала в ответ:

— А я и есть жалкая сучонка, которую трахают и бросают! И уходят к другим! Любят других! А я хочу, чтобы любили меня, я хочу семью, я хочу детей!

Герман, не сводя глаз с девушки, подошел к ней вплотную, затем резко одной рукой схватил ее и прижал к стене, а второй рукой больно зажал рот. Катька не могла пошевелить не то чтобы пальцем, в этот момент каждая клетка ее тела остановила свое движение, такая неземная сила была в этом маленьком худом старикашке. Девушке казалось, что его хватка длится целую вечность, что они провалились сквозь стену и летят куда-то вниз.

— Из тебя секс брызжет водопадом! Тебя хотят и трахают. Любить не дам. Пока не допишешь. Хочешь семью и детей? Поторопись. — Герман ослабил хватку, дав возможность Катьке отдышаться.

— Герман, мне тридцать три… Молодость и красота уходят. Моя уверенность уходит. — шмыгнув носом, прохрипела девушка.

— Тридцать три! Ахахах! — актерски рассмеялся старик. — О! Глупые смешные люди! Почему вы ничему не учитесь? Ничего не видите дальше своего носа?! Трое детей тебе будет достаточно? И кого еще ты там хочешь? Тупого бигля и двух котов? Ахаха!

— Тупого бигля и двух котов. — на автомате повторила Катька за Германом.

— Хорошо. Будь умничкой. Не подводи старика. Поверь, твои мужчины — это, пожалуй, самая сладкая плата за гениальность.

Катька поникла и, абсолютно обессилевшая, сползла по стене.

— Мне пора. Не вынуждай меня больше к тебе приходить, это против правил. — сказал повеселевший Герман, поправив карманный платок, и исчез.

Катька резко проснулась опухшая, вспотевшая и вся в слезах.

«О боже! Это был сон, сон, сон… Успокойся! Тише… Тише… Тише!» — девушка вытерла слезы и прижала руки к груди. Испуганное сердце часто билось.

Глава 2

Катька приехала в посольство королевства Бахрейн на деловую встречу. Она первый раз посещала как посольство, так и королевство, а уж сразу два в одном тем более, поэтому к встрече подготовилась. На девушке была строгая и одновременно утонченная белая блузка, юбка-карандаш чуть ниже колен с модным этим летом принтом под гжель, на ногах замшевые алые туфли и в тон им бархатная красная помада. Катька посчитала, что это верный дресс-код для восточной страны, только перед выходом девушка решила все-таки заплести роскошную копну волос в косу, уж слишком она была похожа на ведущую какого-нибудь утреннего прайма. Пройдя три КПП, один на улице перед входом на территорию и два уже внутри здания, затем поднявшись на лифте на четвертый этаж, Катька оказалась в холле восточного отеля, таким предстало королевство Бахрейн перед девушкой.

Катю встретила молоденькая секретарь и вежливо пригласила пройти к ней, извинившись, что господин Адель Фазих задерживается на переговорах с руководством. Они прошли длинный узкий коридор, у стен которого местами стояли небольшие сундучки, накрытые расписным ало-зеленым атласом. «Интересно, эти сундучки для того, чтобы на них можно было присесть или в них что-то хранится?» — подумала Катька, глазея по сторонам. Секретарь показала рукой на диван в приемной и предложила кофе или чай.

— Если можно, чашечку кофе, — с благодарностью приняла Катя.

Кофе и тарелочку со сладостями, которым по-детски обрадовалась Катька, на овальном позолоченом подносике принесла смуглая приятная женщина лет сорока, видимо, настоящая бахрейнка, в оригинальном одеянии. Костюм состоял из синих пиджака и юбки, а вокруг шеи была замысловато намотана тонкая шаль с ярким узором, так любимых Катькой, этнических африканских цветов: синего, будто разбавленного молоком, обоженной бесконечным солнцем, глины, безграничных дюн и пестрыми облаками шкур диких животных.