Добро заражённого города

— Сколько? — спросил Лодочник, непонятно как заметивший движения собеседника.

— Полдевятого.

Исполняющий обязанности командира обернулся на бойцов и грузно поднялся. Откашлявшись, он двинулся к центру лагеря.

— Писарь, давай к нам. Следующий тост за тебя, — улыбнулся Рыжий.

— Заканчиваем, ребята. Завтра рано вставать.

— Да ладно, Писарь, ещё успеем. Давай отметим!

Призывно прозвучал тост: "За Писаря", — следом послышался звон бакалов. Один из них протягивали Вите. Он осмотрел группу и поставил прозрачную жидкость в стакане на стол.

— По палаткам, мужики. Отбой. Подъём в 4, выход в город в 5.

Смешки умолкали. Парни отставляли тарелки от себя кружки и тарелки.

— Не круто ли? — послышался голос Лысого.

Был бы возражающий Соля, Писарь бы отчитал его, припомнив все его недавние промахи. Про Лысого ничего существенного Писарь высказать группе не мог.

— Жигуль всё гордится нашим профессионализмом, мол, один "жигульский" троих "стеклянных" стоит. Но Стекло посылает 2 группы по 3 человека, а у нас не всегда и по две набирается. Мужики, у вас сумки полупустые, когда вы из разведки возвращаетесь, вам нужно больше времени в городе быть, — его речь была приправлена матом совсем чуть-чуть в местах, где это было уместно. Говорил он не так убедительно, как Жигуль, поэтому только из-за интонаций в его словах можно было усомниться. В "плюсы" Писарь записывал себе умение прикрикнуть, козырнуть опытом и показать свою правоту на контрасте с решениями командиров других групп.

— Два фильтра не хватит на 12 часов, Писарь.

— Знаю. Возьмёте по 4, 1 уйдёт в запас, на всякий случай. Подробности решим завтра, у меня есть прикидки. Собираюсь вам поплотнее, на пару улиц раскидать, чтобы, если что, так все стянулись, — замялся Писарь, понимая, что уже наговорил лишнего.

— Одной группой же пойдём? — не понимающе уточнил Лысый.

— Нет, по одному человеку, Лысый. На этом закончим. По палаткам парни. Рыжий, встанешь под утро на пост, я разбужу.

Группа осталась неудовлетворённой речью Писаря и он это видел. Благо, никто спорить не стал. Посуду он согрёб в одну кучу, вынул из своей палатки техническую воду и принялся отмывать тарелка, складывая редкие объедки в мусорный мешок.

Довольно быстро он закончил, поднялся, размялся и пошёл к постовому.

— Ну как дом? — равнодушно справился он на подходе.

— Пока стоит.

— Я про движение, Пётр.

— Какое движение? — Лодочник убрал от глаз бинокль и уставился на Писаря.

— Ты же говорил, движение было!

Несмотря на то, что Виктор повышал голос на Лодочника, тот всё равно смотрел на него, как на полоумного.

— Не говорил я такого, — спокойно ответил Лодочник.

— Перед тем, как мне пойти речь толкать перед мужиками? Ну? Вспоминай!

— Да не было такого. Ты подошёл, спросил, куда я смотрю.

— Ну?

— ...я сказал, что на здание.

— Ну?!

— Ты взял бинокль и уставился на него, сказал, что ничего не заметил.

Писарь шумно сплюнул.

— Ты же сам говорил, что в окне кого-то видел.

— Не говорил я такого, — тоже переходя на крик, продолжал спор Лодочник. Писарь замолчал на какое-то время, осматривая морщинистое лицо собеседника.

— Мне показалось, хочешь сказать?

Пётр молчал, не зная, что ответить.

— Писарь, тебе, наверное, поспать лучше, — вернувшись к прежнему тону, предложил Лодочник. Писарь, ещё раз смерив его взглядом, развернулся и ушёл к себе в палатку. Копошение в лагере прекратилось.

Лодочник ещё несколько секунд смотрел вслед напарнику, затем отрицательно помотал головой и приложил к глазам бинокль вновь. Это была тёплая ночь.

В доме Отца не было охраны, несмотря на статус, что и подметил Жигуль. Отец отмахнулся, сказав что-то про помощника, которого он отпустил сегодня и принялся готовить турку для кофе.

— Выпить кто хочет? — Отец зазвенел рюмками, доставая из холодильника коньяк. "Жигульские" сразу подметили электрификацию дома. — Генератор, — пояснил Отец, расставляя рюмки на столе. Все расселись по табуреткам.

— Я не буду, Батя, спасибо, — Купец вскинул ладонь на уровне живота. Отец, смерив "жигульского" взглядом, убрал одну рюмку, затем откупорил бутылку и разлил тёмное содержимое. В прозрачных рюмках коньяк зазывающе переливался янтарным цветом.

— Ну, будем, — продиктовал Отец, чокнулся со всеми по очереди и опрокинул рюмку в рот. То же сделали и остальные.

Помещение наполнилось запахом кофе.

— Ну, ещё по одной, под кофе, — Отец снова заполнил рюмки. Радист с Жигулём переглянулись. — Будем, мужики.

Кофе Отец всё-таки разлил по небольшим кофейным чашкам. Купец, улыбнувшись, посмотрел Жигулю в глаза, приподнимая небольшую чашку с крепким напитком. Гарик напряг губы, нахмурился и строго, но почти незаметно, помотал головой. Улыбка тут же спала с лица Купца.

— Хороший кофе, Батя, спасибо, — отозвался Купец после первого глотка.

— Зёрна. Пережаренный, — сматерился, затем закашлялся Отец. — Рассказывай, Жигуль, как с племянником прошло.

— Ничего внятного он не сказал, — на чистоту начал Жигуль, — про эти новые группы зелёных сказал, что безобидные. Что, мол, мы сами справимся.