Добродетели (ноябрь 2008)

- Расскажи мне все. Мне важна твоя честность. Где ты был на рассвете?

- Кур жрал.

- Не лги мне. Мне это нужно, чтобы я мог жить.

- А мне нужно, чтоб жить, не говорить тебе ничего. Может, если я скажу - я рассыплюсь в дорожную пыль, стану сброшенной мертвой шкуркой? Так уже было - с одной лягушкой. Все очень плохо кончилось. Для нее. Почему же твоя жизнь важнее моей?

- Потому что я люблю тебя…Нет, все равно скажи.

Отлично.

Отлично даже не то, что нам всем невыносима чужая настоящая жизнь (хотя мы и говорим: «Мне главное, чтоб ты был просто честным со мной, я смогу все пережить», а не можем пережить даже молчания), а то, что даже такую жизнь - при всей ее для нас невыносимости - мы хотим у другого отобрать, узурпировать, присвоить. Загнать в наши общие разговоры, обмусолить, исплакать, убить, сделать затхлой (его виной, нашей якобы великодушной, терпеливой мукой). Спрятать в баночку, поставить в подвал, налепить резиновым клеем этикетку «Его честность 2008, октябрь, перламутровое утро». Вместо того, чтобы просто закрыть на другого человека глаза.

И любить его бескорыстно. Почти не видя.

И кто- то еще после этого говорит, что можно любить -сильнее?

V.

Лиса-оборотень, привлекая чистого сердцем (разделив ложе с ни разу еще не источавшим из себя мужской силы, она бы приворожила его к себе и сочеталась с ним брачными узами, чтобы обрести бессмертие), обольстила шайку грабителей, чей старший главарь хотел сделать ее своей женой, но та полюбилась и второму главарю, и третьему, и четвертому, да и многим другим. Они стали ссориться между собой, никак не могли сговориться и потому решили привязать ее к большому дереву, а сами куда-то скрылись. Пять дней и пять ночей терпела она невыносимые муки, будучи верхней частью тела привязанной лианами к стволу огромного дерева, а нижней частью закопанной в землю. В лесу она умерла с голоду через несколько дней, а то и через полмесяца, но после этого душа ее благополучно переселилась в царство теней. («Путешествие на запад»).

В самый короткий день в году, в день зимнего солнцестояниия, мне исполнится сорок лет.

И у меня нет сил ждать еще десять, чтобы превратиться в человека.

У меня вообще больше нету сил ни в кого превращаться.

Ни в мальчика, ни в девочку, ни в женщину, ни в мужчину, ни в говорящего с Небесами, ни в старика, ни в ученого. Меня загнали в нору - из которой я могу только скалиться и лаять (впрочем, и лаять я уже не могу, только глухо ворчать оттуда - и защищаться: приседая на задних лапах, мордой к входу в нору, задом к глухой земляной стенке, - защищаться до последнего).

«…Когда кицунэ получают девять хвостов, их мех становится серебристым, белым или золотым». Это - просто прекрасно. Это - замечательный выход.

Хочу быть белым, золотым и серебряным… Серебряным, белым и золотым…

Поэтому давайте считать, что вот эта пыльная грязная тряпочка с девятью хвостами - это мой вам подарок.

На шапку.

А че? По- моему, вам идет.

* ЛИЦА * Олег Кашин Последний враг перестройки

Иван Кузьмич Полозков, которым всех пугали

I.

Такого политика ждали тогда, кажется, все. Сталин умер, Чаушеску расстреляли, Нина Андреева и в лучшие годы никого особенно не пугала, и даже сам Егор Лигачев со своей добродушной сибирской физиономией выглядел бумажным тигром - вот и получалось, что настоящих врагов у перестройки вроде как и нет, а что это за революция без врагов? Это пародия какая-то, а не революция.