Доброй ночи, мистер Холмс!

Подруга положила книгу на стол, после чего раскрыла на произвольном месте, затем захлопнула и открыла снова.

– Ирен, я уже проверял. Этот фокус не срабатывает, – махнул рукой Годфри. – Книга всякий раз открывается на разных страницах.

– Невидимые чернила! – вдруг осенило меня.

– И как же их сделать видимыми? – полюбопытствовала Ирен.

– Подержать роман над огнем. Так всегда поступают герои приключенческих историй!

– Думаю, мы так сожжем книгу, и этим все закончится. Кроме того, Блэкджек Нортон мог писать невидимыми чернилами на чем угодно. Для этого ему не требовался роман жены.

– Возможно, он был уверен, что в него никто не заглянет. Ты же сама об этом говорила, – напомнил Годфри.

– Мне остается лишь одно, – объявила Ирен.

– Что? – хором спросили мы с Нортоном, преисполненные радости от того, что ей в голову пришла хоть какая-то идея.

– Прочесть роман самой. – Ирен взяла книгу, прошествовала в гостиную, опустилась на кушетку и погрузилась в чтение. Там она и просидела весь день, почти не меняя позы. Она даже практически не пошевелилась, когда спустились сумерки и я зашла, чтобы зажечь ей лампу.

Мы с Годфри сидели в музыкальной комнате, забавлялись с шахматными фигурами и болтали.

– Ты умеешь на нем играть? – спросил он, кинув взгляд на фортепьяно.

– Кое-что и кое-как, – честно призналась я. – В присутствии Ирен я на пушечный выстрел не подойду к инструменту. Если я начну играть, сравнение, мягко говоря, будет не в мою пользу. А ты как? Играешь на чем-нибудь?

– Что ты, да у меня слуха нет – медведь на ухо наступил. Я, как и ты, скорее гуманитарий. Математическая строгость музыки ходит рука об руку с головоломными загадками всяческих детективных расследований.

– И тем не менее, мы оба, хоть и весьма далеки от музыки, все равно ходим на ее концерты.

– Но мы ведь на них не выступаем, а просто сидим, слушаем и аплодируем, – возразил Годфри.

Придвинув к себе связку ключей, я взяла ее и принялась крутить в руках, задумчиво перебирая их. В расследовании меня больше всего раздражал элемент случайности, непредсказуемость сочетания кропотливого труда и удачи. Бренчание ключей напомнило мне звон пражских колоколов.

– Я полагаю, король Богемии – человек очень музыкальный, – задумчиво произнесла я. – Я видела, как он плакал, когда Ирен пела.

Некоторое время Годфри молчал, а потом заметил:

– Тогда между мной и королем – большая разница. Я бы заплакал, если бы Ирен отказалась петь.

– Быть может, дело вовсе не в музыке. Несмотря на всю свою одержимость Ирен, король не верил в нее. А ты ее спас, помог прийти в себя, выдернул из апатии.

– В этом нет моей заслуги. Это все упорный труд.

Из гостиной раздался хлопок. Мгновение спустя перед нами на пороге предстала Ирен, молитвенно сложив ладони, между которыми сжимала книгу.

– Ну?

– Узнала я не так уж и много. Клорис была дочерью шотландского помещика-грубияна, которой пришлось бежать из дома из-за того, что она осмелилась влюбиться в крестьянского сына. После многочисленных приключений она принимает участие в спасении Красавчика Принца Чарли[47], помогает поднять крестьянское восстание, после чего отправляется с секретным заданием к французскому королю.

– И ты еще хотела, чтобы я читал этот вздор? – Годфри присел рядом со мной. – Как видишь, ты напрасно потратила время. Мы, как и прежде, в тупике.

– Не обязательно, мне просто надо хорошенько подумать. На сюжет романа можно было бы поставить отменную оперу. Тут тебе и политические интриги, и сердечные переживания, причем все это происходит среди вересковых полей… Кстати, Годфри, ты не помнишь, где именно жила твоя мать, когда трудилась над этой книгой?

– Как такое забудешь. Мы жили в Челси, на той же улице, что и нищий Ли Хант[48] и дюжина других творческих личностей, у которых не было ни гроша за душой. В Челси тогда селилась беднота. Поверить не могу, что теперь этот район считается таким престижным. Ведь даже тридцати лет не прошло! Улица называлась Тайт-стрит.

– А номер дома?

– Шестнадцать. Но с тех пор там многое поменялось.

Ирен задумчиво хмыкнула и ничего не сказала.

– Ты дочитала? Можно теперь и мне почитать? – я взяла в руки роман.

– Даже не знаю, Нелл, – Ирен шаловливо потянула книгу на себя, – тут столько написано о всяких низостях и подлостях. А сколько здесь пылких страстей и отношений, не получивших должного благословения!

– Ирен, не будь такой букой! Эту книгу написала мать Годфри, поэтому ему решать, можно мне ее читать или нет.

– Обязательно прочти, – с настойчивостью в голосе промолвил адвокат. – Один ум хорошо, а два лучше. Может, тебе удастся заметить то, что ускользнуло от внимания Ирен. А потом книгу прочитаю я сам.

– Такой интерес к роману, неожиданно проснувшийся в каждом из вас, достоин всяческого восхищения, – заметила Ирен, – только мне кажется, что мы лишь напрасно потеряем время.

Дочитать роман до конца мне так и не удалось. Ирен разбудила меня на следующее утро в одиннадцать:

– Давай, Нелл, поднимайся скорее. Экипаж скоро будет готов. Оденься поприличнее. Мы едем в гости к твоему старому поклоннику мистеру Оскару Уайльду.