Доброключения и рассуждения Луция Катина (без иллюстраций)

– В ножки повалимся, – твердо молвил Скарятин. – Возопим: «Не погуби себя и нас, матушка! Холопов перебаламутишь. Нас, свою опору, разоришь, а вместе с нами и сама сгинешь!»

На сей раз шум одобрения был так громок, что даже заглушил гуляк с «орловского» стола.

Э, да с вами либералами каши не сваришь, сказал себе Катин и больше не спорил.

* * *

За обедом он переместился к недворянам, рассудив, что даже самая просвещенная часть аристократии, будучи кровно заинтересована в рабовладении, нипочем не поднимется выше собственного корыстного интереса и что в любом случае будущее за «третьим сословием», движителем и благополучателем свобод.

Приближение господина в барском наряде привело четверых простолюдинов в замешательство. Они вскочили, низко поклонились. Попросив позволения подсесть и не получив на то иного ответа, кроме новых, еще более приниженных поклонов, Катин придвинул стул. Остальные подождали, когда он предложит сесть и им, а потом вкушали обед в замороженном молчании.

Луций назвался, поочередно познакомился с каждым. Здесь были тверской купец Ладыжников, двое нижегородских, Петров да Лисёнков, и казанский прасол Суров. Кажется, все неглупые, себе на уме. Моложе других (пожалуй, одних с Катиным годов), был зерноторговец Епифан Лисёнков.

Никаких серьезных разговоров наш герой пока не заводил, понимая, что проку от них не выйдет. Русские бюргеры, недоверчивые к господам, должны были привыкнуть к бритому соседу. В ужин беседа текла немного вольнее, но по-прежнему трудных тем не касалась.

Однако на следующее утро, удостоверившись, что нового знакомца опасаться незачем, коммерсанты держали себя уже вполне свободно, и Луций приступил к делу.

Начал он с того, что Комиссия созывается ради воцарения справедливости и искоренения кривд, причем о последних государыня желает узнать от представителей народа. Потом спросил, каковая, по мнению господ депутатов, главная российская кривда. Ответа, конечно, не получил, но слушали его очень внимательно, хотя оратор говорил тихо – незачем дворянским столам было знать, что тут обсуждается и затевается.

На собственный вопрос пришлось отвечать самому.

Главное зло и худшая беда России состоит в том, что одни русские люди, дворяне, могут торговать другими русскими людьми, будто скотиною, убедительно толковал Катин. Сие противно справедливости божеской и человеческой. Отчего дворянам, ничем того не заслужившим, дана такая власть над крестьянством? Чем дворяне лучше?

Эти слова нашли у слушателей горячий отклик.

– Истинно! Истинно! – кивали купцы, а молодой нижегородец шепотом произнес такое, что у Луция потеплело на сердце:

– Всю волю себе забрали, другим ничего не оставили!

Этого Катину было довольно. Он убедился, что поддержка на завтрашней экзерциции будет, а что окажет ее одно лишь «третье сословие» даже еще лучше – пусть царица увидит, в какой среде ее просвещенные устремления найдут самых заинтересованных сторонников.

Луций поднялся и громко, на всю залу объявил:

– Господа депутаты, я имею для вас извещение!

С других столов оборотились, глядя на стоящего безо всякой приязни. «Орловские» с самого начала, когда новичок не подошел к ним знакомиться, его невзлюбили. Похолодели к синбирцу и «панинские», видя, что он пренебрег их компанией ради купечества.

Самый шумный из «меднолобых», полковник в гусарском мундире, презрительно крикнул:

– Что нам за дело до ваших извещений? Сядьте и не мешайте нашей беседе!

Катин вышел на середину, внимательно смотря на грубияна.

– Извещение не от меня, а от ее императорского величества. Потому прошу всех выслушать стоя.

Эти слова, нарочно сказанные негромко, тем не менее произвели впечатление пушечного залпа. Загрохотали стулья. Первым вскочил и вытянулся побледневший полковник, напугавшись, что надерзил тому, кому не следует.

Установилась похоронная тишина, а Луций еще и подержал паузу.

– …Завтра в десять часов утра всем депутатам надлежит явиться на зады известного вам Троицкого собора, где возведен белый шатер, украшенный царским вензелем. Там по воле государыни поволжские представители проведут заседание о нуждах, наказах и запросах своих местностей. Не должны себя сдерживать и те, кому есть что изъяснить о материях, касающихся всего государства. «Подготовительное совещание» – названье определено лично императрицей – будет происходить в присутствии секретаря ее величества господина Козлицкого, который запишет и передаст государыне всё насущное. Приготовьтесь, господа. Завтра ваши чаяния будут услышаны! – торжественно закончил Катин свою орацию, но потом вспомнил, что упустил важное.

– Нам надобен председатель, который поведет совещание. Кого угодно избрать на сию почетную должность господам депутатам?

Он ждал, что «орловские» как крупнейшая фракция выдвинут кого-нибудь своего, хоть того же шумливого гусара, но вышло иначе.

Полковник, только что не желавший и выслушать Катина, поспешно крикнул:

– Вы и будьте председателем, коли вам доверено нас созвать! Кто ж еще?

И все три стола согласно загудели. Голосовать было бессмысленно – Луций понял, что результат выйдет тем же.