Добролёт

Позже в один из приездов в Бугуруслан я вновь увижу её, она, чтоб скрыть морщинки вокруг глаз, даже в сумерках была в темных очках. Но время не прикроешь очками, всё меняется, всё проходит, в том числе и молодость… Узнав от Володи Ермохина, что в городском банке работает Галя Дороган, с которой когда-то мы катались на катке, вместе с ним после того, как объедим все наши памятные места в Бугуруслане: стадион, клуб «Нефтянник», берег реки Кинель, затем съездим в Завьяловку, где постоим у нашей превращенной в склад казармы, на обратном пути заедем к Гале, она напоит нас чаем с шоколадными конфетами и расскажет, кто и где находится ныне, кому-то из девчонок повезло, а кому-то и не очень…

Почему-то особенно запомнился нам приезд в Бугуруслан в 2003 году на презентацию книги «Колыбель быстрокрылых орлов». Позже нам расскажут, что администрация города распорядилась подмести и помыть город специально к нашему приезду. Потом была встреча в городской библиотеке, на которую молодая директор библиотеки Людмила Устименко пригласила творческих работников города, и мы, за чашкой чая вспомнив свою молодость, под баян споём наши любимые песни…

Весной, накануне выпуска в педучилище, я впервые услышал песню «Маленькая девочка», которую исполняла Валя Дятлова:

В огромном небе, в необъятном небе
Летит девчонка над страной своей.
Кто в небе не был, кто ни разу не был,
Пускай мечтают и завидуют ей.

Этой песней по громкоговорящей связи наш рейс встречал в сибирском Жигалово Коля Жабин. Тогда мечтали летать многие. Милые бугурусланские девчонки! Не открою особого секрета, если скажу, что главной мечтой для них было желание выйти замуж за курсанта! Сегодня бугурусланские невесты широко разбросаны по всей России. И как не вспомнить центральный аэродром, уютный стадион, сверкающий лёд на зеркальном катке и песни нашей юности:

Вьётся лёгкий вечерний снежок,
Голубые мерцают огни,
И звенит под ногами каток,
Словно в давние школьные дни.
Вот ты мчишься туда, где огни,
Я зову, но тебя уже нет.
Догони, догони, —
Ты лукаво кричишь мне в ответ.

В памяти, как после долгого сна, появляются такие когда-то очень близкие и знакомые имена и фамилии: Валя Шефер, Лиля Вирт, Валя Дятлова, Тоня Александрова и, конечно же, Люда Жилина. Она и её подруга Тоня Александрова единственные, кто позже писали мне письма в Иркутск…

Как-то со мною в Нюрбу к своему возлюбленному пилоту летела одна бугурусланская девчонка. В Иркутске, каким-то непонятным образом она разыскала меня, и я, выслушав её историю, взял к себе в кабину Ил-14, взял без билета, только потому, что она сказала мне, что она из Бугуруслана, билетов нет и ей нужно срочно попасть в далекую и холодную Нюрбу. Была она из Александровки и хорошо помнила нас, наш выпуск: кто с кем встречался, кто на ком женился, хотя в ту пору ей было-то всего лет десять.

Мне запомнилось, что в день моего рождения, когда мне исполнилось восемнадцать лет, инструктор Виталий Харченко подарил две спаренные пилотажные «зоны», и мы с ним на Як-18А крутанули сто тридцать три «бочки» подряд! Через стеклянный фонарь я видел, как Старое Тюрино, Завьяловка, Наумовка, соломенные крыши, белые мазанки домов уходили куда-то вбок, забирались на потолок и по дуге вновь возвращались на свое место…

Перед отбоем, по установившейся привычке, мои друзья подбросили меня к небу восемнадцать раз. Это были мои первые такие приятные «полеты» ночью. А потом были и настоящие, когда небо и земля становились как бы одним целым, и крохотные земные огоньки были продолжением Козерогов, Гончих Псов, а прорезающая насквозь с запада на восток бугурусланскую землю железная дорога казалась Млечным путем.

Сейчас, когда я пытаюсь понять, что же осталось в памяти, с той уже отошедшей в далёкое прошлое жизни на бугурусланской земле, припоминаю ночной проход по узкому дощатому коридору моих товарищей по казарме. Мы уже настолько привыкли друг к другу, что даже во сне по шагам могли определить, кто и зачем прошел мимо твоей кровати. Однажды поздним январским вечером после отбоя меня разбудили непривычные и неуверенные шаги в мою сторону. Я поднял голову и увидел старшин: Владимира Соловьева и Бориса Зуева. Они принесли горькую весть: умерла моя мама. Я помню, как вся казарма была вновь поднята на ноги, и курсанты собирали мне деньги на дорогу…