Добролюбов

Теперь его быт во многом упорядочился. Большую часть времени он проводил у Некрасова, который горячо любил своего молодого сотрудника. Утром, когда все еще спали, Добролюбов приходил пить чай в обществе Авдотьи Яковлевны, рано встававшей. Она заставляла его как можно больше есть и ужасалась, когда он являлся к чаю позеленевший, прямо после бессонной ночи, проведенной за письменным столом. К этому же часу нередко приходил сюда и Чернышевский — специально для того, чтобы без помех поговорить с Добролюбовым.

Обедал он обычно вместе с Панаевыми и Некрасовым, за исключением тех дней, когда ему нельзя было оторваться от срочной работы; в этих случаях Авдотья Яковлевна посылала ему обед. Она вообще много заботилась о Добролюбове. Позднее, когда он выписал к себе из Нижнего маленьких братьев — сначала девятилетнего Володю, а потом и Ваню, — ей пришлось немало заниматься их воспитанием.

Днем и после обеда Добролюбов также постоянно бывал у Некрасова. Они занимались редакционной работой — чтением рукописей, корректурами, говорили о делах журнала, составляли планы номеров. По словам Чернышевского, «они любили работать вместе, советуясь между собою, помогая друг другу».

Старые сотрудники «Современника» с некоторым удивлением смотрели на привязанность Некрасова к молодому критику. Тургенев, одно время бывавший здесь почти каждый день; как свой человек, ходил за Некрасовым по пятам, явно ревнуя его к Добролюбову. Он относился к молодому критику неприязненно и свысока. Как-то раз, пригласив всех находившихся в редакции литераторов к себе на обед, Тургенев повернулся в сторону Добролюбова и сказал:

— Приходите и вы, молодой человек.

Разумеется, после такого приглашения он не пошел. Тургенев еще не раз делал попытки зазвать его к себе, но Добролюбов упорно уклонялся, чем немало удивлял прославленного писателя. Сначала Тургенев объяснял это семинарской застенчивостью, боязнью попасть в непривычное аристократическое общество. Потом он понял, что дело было совсем не в этом: Добролюбов не боялся, а скорее презирал аристократов.

Заметно уязвленный равнодушием Добролюбова, Тургенев стал внимательнее относиться к нему, пытался заводить с ним разговоры. Хотя эти разговоры по-прежнему не клеились и Добролюбов старался избегать их, однако Тургенев почувствовал в конце концов, что перед ним человек незаурядный по умственному развитию и образованности.

«Между сотрудниками «Современника» Тургенев был, бесспорно, самый начитанный, но с появлением Чернышевского и Добролюбова он увидел, что эти люди посерьезнее его знакомы с иностранной литературой.

Тургенев сам сказал Некрасову, когда побеседовал с Добролюбовым:

— Меня удивляет, каким образом Добролюбов, недавно оставив школьную скамью, мог так основательно ознакомиться с хорошими иностранными сочинениями? И какая чертовская память!

— Я тебе говорил, что у него замечательная голова! — отвечал Некрасов. — Можно подумать, что лучшие профессора руководили его умственным развитием и образованием! Это, брат, русский самородок… утешительный факт, который показывает силу русского ума, несмотря на все неблагоприятные общественные условия жизни. Через десять лет литературной своей деятельности Добролюбов будет иметь такое же значение в русской литературе, как Белинский».

Этот рассказ А. Я. Панаевой верно передает общий характер взаимоотношений между главными деятелями «Современника».

* * *

К концу 50-х годов, по мере назревания революционной ситуации в стране, голос Добролюбова звучал все громче и громче. Усиление крестьянского движения, рост недовольства в народных массах, с одной стороны, подготовка правительством куцей крестьянской реформы, отвечавшей помещичьим интересам, — с другой, позволяли надеяться на близость крестьянской революции, которая, — по мысли руководителей «Современника», — должна была смести с лица земли режим крепостного угнетения.

Общественная атмосфера все более накалялась. Характеризуя политическую обстановку в России тех лет, В. И. Ленин указывал: «Оживление демократического движения в Европе, польское брожение, недовольство в Финляндии, требование политических реформ всей печатью и всем дворянством, распространение по всей России «Колокола», могучая проповедь Чернышевского, умевшего и подцензурными статьями воспитывать настоящих революционеров, появление прокламаций, возбуждение крестьян… — при таких условиях самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной».