Разумеется, все это была отлично придуманная шутка, однако в ней заключался серьезный смысл. По мысли Добролюбова, Яков Хам должен был изображать поэта-монархиста, преданного царствующей династии (очевидно, по этой причине он и мог бы занять в «австрийской литературе» то место, которое в разное время занимали Державин и Майков, поэты, слагавшие стихи в честь самодержцев). Австрия представляла собой в то время абсолютную монархию и в качестве таковой нередко служила для русских публицистов условным обозначением некоторых понятий, недопустимых в тогдашней печати. Об австрийском режиме, об австрийской цензуре говорили, имея в виду те же явления на русской почве. Вспомним, что еще в статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» Добролюбов иронически упоминал об «австрийской подозрительности». Так возник и образ «австрийского поэта» Якова Хама, пишущего стихи на несуществующем «австрийском языке».
Добролюбов не мог открыто нападать на поэтов реакционно-славянофильского лагеря, прославлявших устои крепостнического государства, а в годы недавней Крымской войны певших казенно-патриотические гимны во славу дутого могущества самодержавия. Поэтому ему приходилось прибегать к выдумкам; необходимость заставляла изощряться в остроумии, хотя далеко не всегда эта необходимость совпадала с веселым настроением. Как раз в это время Добролюбов жаловался в одном из писем: «Ужасно приятно сочинять остроумные статейки, в то время, когда плакать хочется каждую минуту и на сердце кошки скребут».
Добролюбов выдвинул своего «австрийского поэта» в дни, когда в Европе происходили серьезные политические события. В Италии развертывалось освободительное движение, руководимое Дж. Гарибальди. Австрия, давно хозяйничавшая в Италии, поддерживала монархическое правительство Неаполя, выступала против объединения страны, против восставших республиканцев. В соответствии с этим монархист Яков Хам осуждал итальянскую «крамолу», грозил войной и усмирением «непокорных». В стихотворении «Неблагодарным народам», которое с интересом читается и теперь, он писал от имени австрийских «покровителей» Италии:
С помощью стихов «австрийского поэта» на итальянские темы Добролюбов давал своим читателям представление о том, как относится революционная демократия к событиям, сотрясавшим Апеннинский полуостров: нечего и говорить, что деятели «Современника» с глубоким сочувствием следили за успехами повстанцев. В то же время Добролюбов не забывал, что прямые рассуждения о подавлении мятежей, о «безумных», требующих свободы, о короле, который надеется поддержать порядок с помощью полиции, были весьма необычны для русской печати и потому воспринимались с особым чувством. И как бы Яков Хам ни восхвалял неаполитанского короля Франциска, русские читатели понимали истинный характер этих похвал и невольно проводили аналогии — те самые, которые нужны были Добролюбову.