Добронега

Оставшуюся половину пути Хелье пролетел за полчаса галопом по широкой тропе, обнаружившейся чуть дальше от реки, чем та лесная тропинка, по которой он шел пешком. Замедлить бег коня пришлось только один раз — на пути встала река Десна. Чудо изобретательности — три дюжины широких лодок, связанных вместе и покрытых настилом из досок, составились в плавучий понтонный мост, от берега до острова посередине реки, и столько же лодок служили мостом от острова до противоположного берега. Неустрашимые и Мария обеспечивали себе скорую связь между Вышгородом и Киевом. А может, только Мария.

Вторая сторожка, у переправы, оказалась меньше первой, и в ней, сторожке, все спали. Пришлось долго колотить в дверь. В конце концов сторож, еще мрачнее предыдущего, вышел к Хелье, принял у него поводья, отвел взмыленную лошадь в стойло (Хелье был все еще неважный наездник), и проводил Хелье к лодке. Кряхтя взялся он за весла. Сидя у стьор-борда, Хелье глядел на черную гладь ночного Днепра. На другом берегу мелькали какие-то огни. Какой-нибудь ночной дозор.

Причалив к Подолу, сторож с тоской смотрел, как Хелье, не дав ему монеты, выбирается из лодки. Пробормотав что-то нелестное, он отчалил. Взошла луна.

Едва не заблудившись в закоулках, Хелье вышел в Жидове. В некоторых окнах горели огни. Дом Авраама был, наоборот, светел — во всех комнатах что-то происходило, возможно, какой-то иудейский праздник, на который Авраам пригласил весь квартал. Подают ли на иудейских праздниках к столу еду? Хелье решил, что подают — люди в глубине души все одинаковы, и лучший способ оказать гостеприимство — накормить гостей. От голода сводило челюсти.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ПЕРЕМЕНЫ В ДОМЕ АВРААМА

Дверь ему открыл Яван — не мрачный и не подозрительный, но насмешливый. Странно. Вроде бы он говорил ранее, что не любит шуток. Межей не поймешь. С веселой улыбкой Яван поприветствовал Хелье и провел его в большую столовую. Здесь недавно кончили ужин, и стол был уставлен всякой всячиной.

— Я поем немного, хорошо? — спросил Хелье по-славянски, прицеливаясь к бараньей голове.

— Сколько хочешь, — откликнулся Яван. — И вина выпей.

— Где Дир?

— Дир спит. Пьяный как землемер.

— Чего это он? — спросил Хелье, набивая рот и наливая себе вина.

— От него его женщины ушли.

Хелье чуть не поперхнулся.

— Что? — спросил он, проглотив кусок.

— Да так…

— Листья шуршащие! Куда ушли?

— В условия, кои они сочли более благоприятными для их существования. К печенежскому князьку одному.

— Когда?

— Давеча. Но, конечно, с князьком они познакомились раньше. Два года назад, когда последний раз здесь гостили. Отец мой тогда как раз какую-то печенежскую банду обхаживал, хотел что-то через них куда-то доставлять, как всегда, какие-то темные дела. И князек как раз там и был. Я думаю, это Анхвиса его охмурила, или он ее. А Светланка — что ж, Светланка такая, куда Анхвиса, туда и она.

У Хелье на этот счет было свое мнение, но он не стал его выражать на словах — было не до того.

— И что же теперь?

— Ничего.

— Дир будет их искать?

— Он бы и хотел. Но печенегов искать трудно. Степь большая, печенежских племен тьмы. Друг о друге они, конечно же, все знают, но славянину не откроются. Даже отец не знает, откуда этот князек взялся, а то сказал бы Диру — все-таки Светланка его дочь. А также моя сестра.

— Бедный Дир, — наливая себе вина, Хелье посочувствовал другу.

— Что делать, Хелье. Судьба она — такая штука. Что хочет, то и делает. Но, сказать по правде, жить с Диром несладко, наверное. По всему миру человека мотает, всегда в пути. А женщинам хочется дом да семью иметь, аки птице гнездо. Женщины, они ведь хозяйственные. Я тут Годрика разговорил, так он мне такого про семейную жизнь Дира порассказал, что даже не знаю, утешать ли его, Дира, или говорить ему, что сам виноват. А князек обходительный попался, смотрел на обеих влюбленными глазами целый день.

— А Годрик что же?

— А что Годрик? Годрик не против. Годрику оно и лучше — раньше он троим носы утирал да белье стирал, а теперь только Диру будет. Меньше хлопот. Ну а ты как?

— Я-то? Ничего, неплохо, — ответил Хелье. — Вот что, Яван, ну-ка я у тебя спрошу… — Хелье вынул из кармана браслет. — Сколько такая грунка может на торге стоить?

Яван взял у него браслет и некоторое время его рассматривал.

— По-моему, дорогая грунка. Я плохо в этих делах разбираюсь, но, вроде бы, все честь по чести. Тысячу сапов точно выручит. По самой меньшей мере. Я мог бы у отца спросить, это по его части, но он очень занят нынче.

— Чем же?

Яван пожал плечами.

— Уезжает он, со всей семьей. Хозяйство на меня оставляет.

— Как это — уезжает?

— По-моему в Италию, но точно не скажу. Может даже в Константинополь. Какие-то опять темные дела. Ну, ты знаешь — иудеи…

— Знаю. Заговор. Так ты один во всем доме остаешься?

— Да. Он даже холопьев с собой берет. Нужно будет новых искать. И охрану. Не хочется. Придумаю что-нибудь.

— А Дир?