Добронега

– В Киеве.

– В Киеве! – презрительно сказал Дир.

Хелье не интересовали лингвистические нюансы.

– Много их – в Киеве? – спросил он. – Бизанов, шапаров, ну, в общем, греков – много?

– Представь себе, в Киеве, – подтвердил Яван, глядя в упор на Дира. – Ростовчане могут говорить все, что им угодно, но все они завидуют Киеву!

– Было бы чему завидовать! – возразил Дир.

– Ответь на вопрос! – потребовал Хелье.

– Есть чему завидовать, есть, – заверил Дира Яван.

– Вопрос!

– Какой вопрос?

– Много в Киеве греков?

Яван нехотя посмотрел на Хелье.

– Много, – и снова повернулся к Диру. – Если в Киеве так плохо, а в Ростове так хорошо, чего ж это столько ростовчан здесь околачивается?

– В дружине служат, – объявил Дир.

– Какая дружина, что ты мелешь! – Яван обидно засмеялся. – Голь перекатная голоарсельная, какие-то полу-холопья, только и смотрят, как чего украсть. Кто ж это ростовчанина в дружину возьмет!

– Ты не забывайся! – рассердился Дир.

Хелье положил ему руку на плечо.

– Тише … Сейчас не до того, – многозначительно добавил он, глядя Диру в глаза.

Дир сообразил, что речь идет о государственном деле.

– А чего он гадости говорит! – все-таки возмутился он, остывая. – Все киевляне одинаковы – что ковши, что межи! Спесь на ровном месте.

– Киев не на ровном месте, – заметил Яван насмешливо. – Холмистая местность.

– А будешь оскорблять – сделаем ровное! – парировал Дир. – Всем Ростовом придем и сравняем!

– Угомонись сейчас же! – прикрикнул на него Хелье. – Мне не до глупостей нынче!

Дир замолчал, но было видно, что он очень расстроен и обижен.

– Где останавливаются в Киеве греки? – спросил Хелье.

Яван, забавляясь, смотрел на друзей.

– А где попало, – сказал он. – По всему городу. Ушлый народ. Не такие умные, как иудеи, но тоже ушлые. Не будь иудеев, миром бы правили именно греки.

Две комнаты были отведены дорогим гостям. Дир занял большую, загнал в нее обеих своих сожительниц, и запер снаружи на засов – по, возможно, ростовскому обычаю. После чего он отбыл хлопотать о должности ратника в киевской дружине. Хелье посидел в отведенной ему комнатке на кровати, поразглядывал из окна Днепр, а потом пристегнул сверд, накинул сленгкаппу, и тоже вышел. На улице был яркий киевский полдень в конце апреля.

Если специально ищешь кого-то в большом городе, то вряд ли найдешь. На знакомых всегда натыкаются между делом. Дело у Хелье было, но состоятельность предложения Ингегерд в жены старому князю Владимиру представлялась ему сомнительной. Тем не менее, он решил посмотреть, что к чему, и заодно посетить и изучить Десятинную Церкву.

Киев не Сигтуна и не Новгород, еще раз убедился Хелье. Хотя бы из-за масштабов. Подъем к Десятинной занял около часа.

По пути ему встретилось много разного народу, всех мастей и сословий, мужчин и женщин, свободных и не очень. Как и в Новгороде, женщины держались независимо. Поражало количество лошадей и повозок – улицы кишели конниками и экипажами, открытыми, крытыми, с украшениями и без, грубой отделки, изящной отделки. Возможно, решил Хелье, близость Азии дает себя знать. Лошади – родом из Азии, не так ли. Куда ни посмотри – везде лошадь. В самой Азии наверное вообще ступить некуда, столько навоза кругом.

Также очень скоро Хелье уяснил, что одежда его привлекает внимание богатой молодежи, и внимание это было весьма нелестным. Богатые молодые киевляне одевались, на взгляд Хелье, слишком пестро – но дело было не в этом. Плащи и сапоги молодых мужчин были явно тонкой работы, явно новые (возможно, здесь одевали новую сленгкаппу чуть ли не каждый день), сочетание цветов тщательно подобрано, покрой изящный. По сравнению с этой молодежью, прохаживающейся группами по улице, Хелье выглядел смешным провинциалом – в своей купленной у второго волока, с чужого плеча, одежки. Хелье смутился и на взгляды старался не отвечать.