По ночам, глядя на спящую девочку, поглаживая плоский животик, где совсем незаметно росла частичка его, Влад гнал от себя это, такое непривычное, но уже хорошо узнаваемое чувство страха. Он знал, что поддаваться нельзя. Что надо жить тем, что есть и просчитывать вероятности. Стараться все предусмотреть и обезопасить максимально. И все равно прямо физически ощущал, как от ужаса седеют волосы, потому что были, оказывается вещи, нереально дорогие для него. Вещи, которые он не мог контролировать.
Когда Лида исчезла, среди белого дня, буквально растворившись в воздухе, Влад почувствовал вдобавок к уже привычно(сука, сука, сука!!!) ухнувшему вниз сердцу еще и слабость в ногах. Ощутимо дрогнули колени. Пришлось опереться на стол, ухватиться за столешницу.
Внешне совершенно спокойный, он отрывисто отдавал приказы, логичные, понятные, верные. И всеми силами давил в себе панику. Пытался сдержать себя. Не впасть в бешеный режим берсерка, не разъебать все вокруг. Потому что не поможет. Не поможет! Сначала надо найти девчонку. А потом… Все потом.
На раздавшийся внезапно треск он практически не обратил внимания, и только побелевшие от ужаса взгляды парней, так бездарно проебавших Лиду в колледже, устремленные на его руки, заставили опустить глаза. С недоумением откинуть в сторону оторванный кусок дубовой столешницы.
И двинуться в их сторону.
Вечером того же дня, вызванный по тревоге Серега, как раз бравший выходной, чтоб тетку в больницу устроить, что-то вякнул не в тему, получил нехилый удар справа, улетел в угол комнаты, откуда с укором какое-то время наблюдал за Расписным, не решаясь влезать.
Понимая, что ему повезло пиздец как. Потому что парни, не уследившие за Лидой, работать больше не смогут. Только пенсию получать по инвалидности. И радоваться, что Расписному не до них. И что Лиду пока что не нашли. Мертвой.
А Влад, сделав все необходимое, зарядив всех, кого мог, сидел безвылазно в доме Лиды, литрами пил чифир, к которому пристрастился в зоне, и с каждым впустую проведенным часом сатанел все больше.
Потому что уже было понятно, что девочка не просто так убежала. Что ее забрали. Кто-то посмел ее забрать. Его девочку. Его принцессу с голубыми волосами. И именно сейчас, в данный момент что-то с ней делает. С ней и с его ребенком. Его. Ребенком.
Страх, прочно поселившийся в том месте, где раньше было сердце, сдавливал грудную клетку, дышать и мыслить ясно становилось все труднее.
И очень отчетливо понималось только одно. Когда он найдет Лиду. Не если. Когда.
Тот, кто это сделал, тот, кто забрал ее… Ответит. За каждую минуту без нее. За каждую секунду. Влад разберется с каждым. Окончательно. Полностью. Так, чтоб ни у кого в будущем не возникло даже мысли. Даже намека на мысль, что можно просто посмотреть в сторону Лиды. И ребенка. Его. Ребенка.
А потом он женится на девочке. И плевать, что законникам западло. На все плевать. И спрячет так далеко, что ни одна тварь не найдёт. А если найдёт, то очень сильно пожалеет.
Главное, самому найти её.
И ребенка.
Живыми.
Остальное все потом.
9
Лида, стоя на шатком табурете, тщательно ощупывает приоткрытую створку окна, под потолком.
Он забыл закрыть. Уехал и забыл закрыть.
И Лида еле выждала два часа, чтоб наверняка. Чтоб точно уже.
Окно очень узкое, добраться до него практически нереально. Но, если поставить стул на стол, то все возможно.
Главное, подтянуться и вылезти. Найти в себе силы. Последнее время Лида ощущает ужасную слабость, все время спит.
Подозревает, что он что-то подмешивает ей в еду, какой-то наркотик. Поэтому практически ничего не ест, кроме явно магазинного хлеба и запаянных консервов, и пьет воду из канистры, предназначенную для мытья и туалета. Та ощутимо приванивает хлоркой, но лучше уж хлорка, чем наркотик.
Лида поняла по поведению этого зверя, что он не знает о ребенке. И чем дольше не будет знать, тем лучше. После его признаний, его сумасшедших глаз, она совсем не уверена, что он не захочет избавиться от малыша. Просто заставит ее выпить таблетку, вызывающую выкидыш, или ударит специально в живот. Срок маленький, может случиться все, что угодно.
Лида ни в коем случае не может допустить этого. Панический, всепоглощающий страх за жизнь маленького существа в ней, затмевает все. Она готова терпеть любую боль, любое насилие. Только чтоб не навредить. Чтоб не сделать хуже.
Поэтому она не сопротивляется, когда он обнимает ее, когда пытается поцеловать, когда слюнявит грудь и шею, бормоча гадости о своих чувствах.
Расписной хотя бы не болтал.
Просто брал, что хотел. Делал, что хотел. Не пытаясь выстроить иллюзии, не пытаясь убедить ее в каких-то своих мифических чувствах. И, по-своему, был даже нежен. Довольно часто.
Мысли о Владе привычно вызвали легкое томление в животе. Лида нахмурилась. Неприятно, когда тело так реагирует. На насильника. На жестокого, грубого человека, принуждающего ее к сексу. Это словно предательство.