169. Молитва, совершаемая протяженно, с болезнующею душою, с напряженным умом, восходит к небу. Как вода, пока течет по ровному месту и пользуется большим простором, не поднимается на высоту, а когда руки водопроводов, преградив ей течение внизу, сгнетут ее, тогда стесненная, скорее всякой стрелы стремится вверх: так и ум человеческий разливается и рассеивается, пока пользуется большою вольностию; когда же сокрушение и болезнование сердечные стесняют его, тогда в прекрасном этом угнетении воспаряет он горе и воссылает чистые к Богу и усиленные молитвы. Что молитвы, со скорбию воссылаемые, особенно бывают услышаны, о сем свидетельствует пророк, говоря:
170. Хочешь ли молиться нерассеянно? – Сделай, чтоб молитва твоя исходила из глубины души. Как дерева, пустившие корни вглубь, если принимают в себя и тысячекратные приражения ветров, не ломаются и не могут быть вырваны, потому что корни твердо укреплены в земной глубине, так и молитвы, воссылаемые из самой глубины души, как надежно укорененные, простираются в высоту, и никакое приражение помысла не может совратить их. Пример сему подает нам пророк, говорящий о себе:
171. Осматривал я оружейную победоносцев, вникая, какое оружие облекшемуся в оное доставляет решительную победу. – Много оружий представилось там взору моему, – и каждым из них можно одержать блистательную победу. Во-первых, видел я чистый пост, – этот меч, который никогда не притупляется. Потом видел девство, чистоту и святость, – этот лук, с которого острые стрелы пронзают сердце лукавому. Видел и нищету, с пренебрежением отвергающую сребро и всякое имущество, – эту броню, которая не допускает до сердца изощренных стрел диавольских. Заметил там любовь – этот щит; и мир – это твердое копье, от которых трепещет сатана и обращается в бегство. Видел бдение – этот панцырь; молитву – эти латы; и праведность – эту легкую военную колесницу. – Но рассматривая все сии вооружения и домышляясь, какое из них всех тверже, увидел я оплот смирения и нашел, что ничего нет тверже его; потому что никакое вражеское оружие не может пробить его, и лукавый не в силах взять его приступом. Посему, если желаешь одержать победу в брани, которую ведешь ты, то ищи себе убежища за оплотом смирения; там укройся и не оставляй сей ограды, – и не уловит тебя в плен хищник; не полагайся вполне на другие свои оружия, чтоб не поразил тебя лукавый.
7. Советы подвижникам. (Сл. 50, т. 2, стр. 570–584, 600–660)
1. Начало монашеского отречения – бояться Бога; не богобоязненный же монах водворится вне врат Божия Царства. Начало доброй жизни монаху – ведение Бога; неведение же Бога омрачает душу монаха.
2. Доброе наследие монаху – целомудрие и святыня; лишается же наследства отцов монах, у которого нет их.
3. Подвиг для монаха – изучение Писаний и исполнение заповедей Божиих, монах же, не занимающийся сим – не подвижник.
4. Пища монаху – творить волю Божию, пища же чувственная не поставит монаха пред Христом, но
5. Стопа монаха, движась чинно, да стирает собою церковные ступени; но да не преходит она из дома в дом, бесчинствуя.
6. Совет у монаха пусть будет с разумными, совет же неразумного да не вселяется в сердце его.
7. Монах, бодрствующий в псалмах и пениях и песнях духовных, отгоняет от себя ночные мечтания; монах же, который, надмеваясь своими добрыми делами, спит, плетет паутинную ткань.
8. Мужественный монах крестом Христовым избегает диавольских сетей.
9. Монах оземленившийся и к земле склонившийся во всем поступает по-сатанински (противлением заповедям, лукавством и самоугодием).
10. Мысль у монаха да будет всегда занята добрыми делами. Упражнение монаха – благочинные помыслы. Бодрственность монаха укрощает нечистые помыслы.
11. Возделывание монаха – добрая душа, приносящая плод по-Евангельски. Возделывающий ее монах первый вкушает от плода ее.