Доброволец

– Война, Денисов, это такая вещь, которая всем мозги в пазы вправляет. В момент! Как она влупит раз, влупит другой, и сразу ко всему живое понимание. Что – я? У нас, почитай, все теперя монархисты. Кого ни возьми…

* * *

Рота встала на привал в имении Медовое неподалеку от села Михайловка. Едва дотащили мы Епифаньева, как явился Алферьев в сопровождении прапорщика Беленького. Последний имел медицинское образование и взялся избавить Андрюху от вывиха. Епифаньев смотрел на него волком в ожидании болезненной процедуры. Беленький пощупал вывихнутую ногу и спросил:

– Зачем вам понадобилось похищать ту корову?

Андрюха выпучил глаза:

– Какую коро… ой-й…

Мы услышали сухой щелчок, и прапорщик отпустил ногу.

– Вот и все. Мне просто требовалось отвлечь ваше внимание.

* * *

Фарфоровый заварочный чайник стоял на самоваре старинной работы, больше похожем то ли на гигантский серебряный кубок, то ли на урну с прахом. От самовара исходил приятный жар.

– …а какая здесь охота! Боже мой, нигде я не видел такой охоты. А какие наливки делают местные умелицы! Истинный дар Божий а не наливки. Знаете, когда вся эта сумятица уляжется, прошу ко мне! У нас пустует флигель, поселитесь там хоть на месяц, хоть на полгода…

– Кого из нас вы приглашаете, Федор Григорьевич? – с усмешкой поинтересовался Вайскопф.

– Э-э… да хоть бы и всех! Хоть всех разом! Правда, придется заняться спальней на втором этаже, там, кажется, протекает крыша… но… Серж, вы ведь со Стивой без особого труда…

– Папа! – досадливо ответил хозяину дома, Пивову-старшему, его сын.

Тот как будто не заметил.

– …если у тебя нет желания, что ж, не неволю. Наймем кого-нибудь в деревне.

Серж нервно барабанит пальцами по столу. Высокий, широкоплечий, черноусый, он напоминает породистого хищника. Сходства добавляют быстрые движения и походка, какая бывает у молодой наглой псины. Ему лет двадцаить пять или двадцать семь. Сейчас он раздражен до крайности и даже вышел к столу небритым, в потрепанной домашней одежде. Отец время от времени бросает на щетину Пивова-младшего неодобрительные взгляды.

Я обращаюсь к Сержу умиротворяющим тоном:

– Простите, не могли бы вы налить мне из вон той… компотницы.

Он тянется к толстостенному чуду из зеленого стекла с золотыми цветами и угрюмо бросает:

– Это крюшонница.

Передо мною наполняется красной жидкостью хрустальный фужер. Или это бокал? Серость недоучившаяся, только позориться горазд! Не было у тебя в детстве слова «крюшонница», да, но ты все равно виноват, поскольку на занятиях по материальной культуре начала двадцатого века то и дело нарушал контрольно-следовую полосу царства снов.

Впрочем, никто на мою оплошность не обратил внимания. За столом сидят люди и попроще меня. Правда, они помалкивают.

– Мои сыновья беспрестанно пугают меня пришествием какой-то фантастической армии, будто бы рожденной под знаком Марса, а потому кровавой и склонной к завоеваниям, – с удивительным спокойствием продолжает беседу хозяин дома. – Просто гунны какие-то, обры, печенеги и половцы одновременно!

Федор Григорьевич хихикает, радуясь своей шутке, как дитя. Я осторожно улыбаюсь, то же самое делает Карголомский, остальные сидят с каменными лицами.

На нем строгий фрак с двумя орденами: крест святой Анны второй степени – на шее, да еще звезда… звезда… опять не помню, какого ордена звезда, прах меня побери. Очень большая. Особенно на груди маленького сухонького седенького старичка, ой-ой-ой! Мы для него – солидные гости, мы для него – повод для светского приема. Когда-то Пивов-старший был серьезным, заслуженным человеком и, надо полагать, летал высоко. А теперь он сидит в компании завшивевших добровольцев и разговаривает с ними, как с ровней, как с богатыми барами.

– Вы это о красных, Федор Григорьевич, не так ли? – спрашивает Карголомский.

– И вы туда же! Сколь быстро распространяются феерические выдумки простонародья! Все мечтают о каких-то самозванцах-избавителях в кумачовых рубахах! Пустейшие сплетни, уверяю вас. Фантомы воспаленного сознания! Мои выводы основаны на математически точных расчетах и новейших теориях социальной науки. Они сообщают со всей определенностью: апогей пройден! Через месяц или два народное брожение уляжется. Это говорит наука! Да-с.

– А-а… э-м-м-м… – тянет Карголомский.

– Я поражен тем фактом, что у властей появилась необходимость отряжать в нашу глушь столь значительную вооруженную силу, как ваш отряд.

Серж морщится. Серж закрывает глаза. Серж трясет головой. Но ничего не говорит. Как видно, опыт ему подсказывает: спорить бесполезно.

Тогда Алферьев холодно ответствует:

– Сии фантомы, Марсовы дети, недавно имели с нашим арьергардом шармютцель. А до того дрались с нами на протяжении без малго двух лет. Вам следует немедленно уходить отсюда, в противном случае все вы, скорее всего, расстанетесь с жизнью. Будьте же благоразумны.