Доброволицы

Как устроились военные в лагере, мне самой никогда не приходилось видеть, так как мне еще было трудно проделать такой длинный путь туда, а из перевозочных средств были только собственные ноги. Но я знала об этом от Левушки, который бывал у своих однополчан, да и они часто нас посещали и рассказывали о себе.

Под лагерь им было предоставлено поле, прозванное «змеиным царством» (рассказывали — когда копали землянки или ямки для палаток, то обнаруживали в земле массу змей, находящихся еще в зимней спячке). На этом поле военные расставили палатки, выстроили землянки и устроились по своим подразделениям. Распределены были по полкам. В распорядок дня входила военная учеба, которая уже была не нужна, но тлела надежда, что «скоро падет большевизм», армия будет переорганизована и вернется в Россию. Это делалось и для поддержки дисциплины, чтобы воины не распускались, что уже случалось. Все воинство и беженцы были под командой Кутепова, который драконовскими мерами поддерживал дисциплину. Об этом напишу позже.

В городе работал Американский Красный Крест, который помогал госпиталям — выдавал усиленное питание нуждающимся больным, а также добавочные продукты женщинам и детям. Выдавалось и одеяние, преимущественно женщинам и детям, главным образом пижамы, которые женщины перешивали себе на платья. В одежде многие сильно нуждались — вещи были потеряны или доведены до ветхости. Военные не получали ничего и, казалось, были на положении военнопленных, так как выходить за пределы Галлиполи без разрешения французских властей им было строго запрещено.

Город делился на две этнические части — турецкую и греческую. Нам отвели место в турецкой части. Мы поселились в полуразрушенном во время войны двухэтажном доме: верхний этаж был отведен для общежития врачей и их семейств, нижний — для питательного пункта американского Красного Креста, который кормил нуждающихся в усиленном питании воинов и беженцев. В том же дворе был двухэтажный дом, не пострадавший от бомбардировок, где верхний этаж предназначался для общежития сестер, а в нижнем жили хозяева-турки.

В «докторском» доме мы с Левушкой получили комнату, кое-как залатанную после бомбардировки. В соседней комнате поселилось несколько врачей-холостяков, и среди них Случевский и Лебедев. Еще две комнаты на нашем этаже были заняты семейными врачами. Вава, Лина и Скоркина устроились на работу в питательном пункте и жили там же, в комнате, отведенной для сестер.

Вскоре, в феврале 1921 года, пришли распределения: доктор Мокиевский получил назначение на эвакопункт (в госпиталь), доктор Случевский — в госпиталь Белого Креста, а меня, перенесшую тяжелую болезнь, устроили на легкую работу — в химико-бактериологическую лабораторию, которая находилась через два дома от нашего. Там уже работали два врача: доктор Черненко, заведующий лабораторией, он же ассистент Киевского университета св. Владимира (прекрасно воспитанный, культурный человек, молодой, скромный и во многом напоминающий доктора Ефремова), доктор Малышев, помощник Черненко, простоватый и грубоватый, и был доктор Тихонов, никогда в лабораторию не заглядывавший (молодой, я его всегда видела с книгой в их комнате — он читал и никогда ни с кем не заговаривал). Был еще мальчик — гимназист старших классов, он имел чудный каллиграфический почерк, был очень застенчивый, тихий и молча делал свое дело.

Как только немного устроились и я ознакомилась с новым местом, я попросила доктора Черненко принять в лабораторию Ваву — она очень этого хотела. Черненко согласился, и Ваву перевели к нам.

Лина пожелала остаться на питательном пункте сестрой-хозяйкой. Доктор Мокиевский недолго оставался на эвакопункте, ему предложили занять должность заведующего базисным складом.

До назначения доктора Мокиевского на базисный склад там были большие хищения и, как говорили, медикаменты отправлялись вместе с другими товарами на противоположный берег Дарданелл для спекуляции. Кто отправлял — я не знаю, кто заведовал складом раньше, тоже не знаю. Когда о хищениях узнали в высших сферах, предложили доктору Мокиевскому, как хорошему администратору и надежному человеку, занять должность заведующего.

Оккупационная зона была французская. В русской армии с переездом в Галлиполи начался голод, так как паек, выдаваемый французами, был ничтожным. В городе торговали евреи и греки, лавки были полны товаров, но русские не имели денег, чтобы купить их, а у многих не было никаких вещей для обмена их на продукты. Во время болезни у меня пропал саквояж с документами и небольшим количеством валюты. Многие были в таком же положении. На одном французском пайке более слабые здоровьем не выдерживали, и меньше чем за год на окраине города образовалось большое русское кладбище, которое тогда же украсили памятником. (Летом 1921 года объявили в городе и по лагерю, чтобы каждый русский принес по камню для памятника. Все принесли — кто какой величины мог. И памятник вышел большой и довольно оригинальный, в форме пирамиды.) Снимки этого памятника печатались во многих журналах того времени.